– Добрый день, – киваю Дэвиду. – Ага! – не отрывается от чтения. – А где все? – спрашиваю. Он молчит. – Дэвид? – злюсь. Но он ничего не отвечает. Вот урод. Подхожу к нему, плюхаюсь в кресло, кладу его загипсованную ногу на свои колени. Он в шоке. – Я вам не нравлюсь, да? – Надо же! Догадливая? – вскидывает бровь. – В чем дело? – искренне не понимаю. – Ты не по адресу. Я не буду рассусоливать с тобой как мой сын. – И все же постарайтесь. Сделайте усилие. Для своего сына, ладно? – подаюсь вперед. – Я положительная. Очень. Я почти не пью, – вру. – Совсем не курю. У меня нет детей не от вашего сына, да и от вашего нет. Я из хорошей, полноценной семьи с достатком. У меня хорошая работа, я спасаю людей, охраняю их спокойствие. Вы меня даже не знаете! Что со мной не так? – хлопаю ресницами. – Ты подвергла жизнь моего сына опасности! – шипит. – Я не хотела этого! Я люблю его! – злюсь. – И он любит меня. – Именно из-за этого он и подставился под пули! – Что мне делать? Как исправить ситуацию? – смотрю в его глаза. – Исчезни из его жизни, и он больше не будет ею рисковать, – смотрит на меня, будто я не понимаю очевидного. – Не будь меня, он бы рискнул из-за кого-то другого, – ты, тупой идиот! – Холи! Мы ждем сказку! – врываются Лили и Эдди. – Дайте ей отдохнуть, – шутливо ругает дочерей Беатрис. – Бенджи ставь сюда! – это точно Джина. – Нет же! Иди ко мне. Сюда. На полку, сынок! – Мам! Определись! – рявкает Бен. – Святая Гваделупе! Спасибо! – Дэвид возводит руки в небо. Урод! – Мы закончили! Шагай отсюда! – злорадствует он. Сжимаю кулаки. Можешь и дальше себе ненавидеть меня. Главное, что Бен меня любит, и я его люблю.

Оказывается, Джина решила в качестве подарка передать моим родителям индейку, которая не содержит всяких вредных веществ и росла на плодородной техасской земле. Не такой уж Техас и плодородный… Это все глупости. И мне вовсе не хочется тащить двадцатикилограммовую индюшку в Калифорнию. Родители целый год будут ее есть. Да, она им и не нужна вовсе. Но, это подарок, и я не вправе отказываться.

Остаток дня я провожу с женской половиной семьи Диксен и МакКензи. Мы ходим по магазинам и гуляем в парке. После прощального ужина Джина долго показывает мне фотографии маленьких Бена и Беатрис. Рассказывает, что они вернулись в Техас, потому что мама Джины умерла и оставила дом дочери и ее семье. Они тоже думали, что Бен погиб в Ираке, и не хотели жить в одном городе вместе с женщиной, которая бросила его. Кроме того Беатрис вернулась в город своего детства, вместе с мужем. Причин оставаться в ЛА у Дэвида и Джины больше не было. Остин спокойнее, тише, безопаснее. Они помнят город своей молодости, и для них это лучшее место во всей Америке. А вот Бен не смог остаться в Остине, слишком провинциальным он ему казался. Да и все друзья, вся его жизнь была связана с Городом Ангелов.

После расслабляющего душа я почти не могу стоять. Только выпью кружку молока, и усну, прижавшись к любимому. Уже завтра мы будем в нашем доме, я снова буду выгонять из нашей постели Оскара и пытаться приручить Симбу. А послезавтра вернемся на работу, по которой я так скучаю!

Сжимаю почти горячую кружку в ладони. Уже в тысячный раз повторяю, что три минуты – слишком много, чтобы подогреть молоко. Перебираю ступеньки наверх. Одна, самая последняя слишком громко скрипит и заставляет меня замереть на месте.

– И даже не говори мне, что она любовь всей твоей жизни, – голос Дэвида. Это он обо мне? – И не скажу, потому что не поймешь! – а это Бен. Точно обо мне. Вопреки приказам не подслушивать, опускаюсь на пол. Прислушиваюсь. – И мы поженимся. Нравится тебе это или нет. Я уже большой. Могу сам решать. – Ты решил однажды. И что из этого вышло? Эта шлюха бросила тебя, и вышла замуж за твоего друга, – а это о Джастис. – Она была ошибкой. Знакомство с ней, женитьба и последующая жизнь с ней – это все одна большая ошибка. Холи не такая, отец. Она меня никогда не бросит! – Ммм, да? Она сама, может, и нет. Но вдруг ее кто заставит? Например, папочка-то ее знает, что его дочку трахает обычный деревенщина из Техаса? – Не ожидал от тебя такого! – рявкает Бен и выходит, громко хлопая дверью. Я подрываюсь с пола и несусь в комнату. Черт! Как больно! Не отец, а урод. Настоящий! Мой отец не в восторге от Бена, но никогда не позволял себе такого! Плюхаюсь на кровать, заворачиваюсь в одеяло. С замиранием сердца жду Бена. К счастью он не торопится. Я успеваю отдышаться, подавить приступ слез, успокоить свое задетое самолюбие и желание придушить Дэвида. Бена все еще нет. Тихонько встаю, хватаю с полки книгу со странным названием «Когда закончились мечты». Наверняка какая-нибудь психологическо-философская чушь для отчаявшихся разведенок, типа пособия… Вот только что она делает здесь? В доме счастливо женатых МакКензи? – Детка? – его голос позади. Я взвизгиваю от испуга. – Не подкрадывайся! – разворачиваюсь, тряся книжкой. – Думал, ты уже спишь, – жмет плечами. – Не спалось, – еле сдерживаюсь, чтобы не наговорить гадостей о его отце. – Мы громко разговаривали. Не мешали тебе? – серо-голубые глаза бегают. – Нет, – качаю головой. Вру. – Решила почитать, – укладываюсь между подушек. – Что за странное пособие для разведенок? – тычу в книгу. – Пособие для разведенок? – сводит брови. – Это мамин любовный роман, – машет рукой. – Ну, здорово! Ложись, – киваю на кровать. – Я почитаю тебе пошлый роман Джины, – листаю страницы. – Холи! Ну, она ведь моя мама! – Да, да, МакКензи. И она читает вот такое. Я заметила это в ее глазах, – меня это веселит. – Прекрати! Я же не говорю про Нэтали всяких пошлостей, – плюхается рядом. – А, что, давай. Она у меня горячая штучка, – переворачиваюсь на спину. Бен улыбается, глядя на меня. – Неужели, мы так и не займемся сексом в Техасе? – выдыхает. – Хочешь вычеркивать по штату? – провожу пальцами по его лицу. Он жмет плечами. – Тогда следующий пусть будет Нью-Йорк, ладно? – Почему Нью-Йорк? – удивляется Бен. – Скоро ведь рождество. Я обожала рождество в Нью-Йорке. Легкий снег, холод. Елка на Таймс Сквер, пицца в Маленькой Италии, подарки от девочек в сестринстве, – жуткая тоска. – Брр… – трясу головой. – Это предложение? – Ну, да, – киваю. – Если не выпадет смена, поедем на рождественские каникулы в Нью-Йорк? – Можем, – кивает. – В Нью-Джерси было весело в эти дни. – Хочешь, съездим в Джерси, – соглашаюсь. – Числа двадцать шестого, – подмигиваю. Бен нежно целует меня. И эмоции накатывают. Я хотела его вчера, и в день нашего приезда сюда. Но ведь это дом его родителей. Ну и что? А! Плевать! В доме моих родителей мы этим занимались. – Иди ко мне, – шепчу. Тяну ночную сорочку вверх. – Джи-Джи, на хрена им индейка? Они нормально зарабатывают. – Это лучшие индейки во всем Техасе! Ферма Холстед самая чистая, Дэвид! – недовольный голос мамы Бена в коридоре. Костыль Дэвида громко стучит по полу. Я замираю. – Тою мать, – шиплю. – И вообще я хочу чтобы они правильно питались. И мои внуки были здоровыми, а не росли на тако, фахитосе и прочей жирной дряни. – Она о наших с тобой детях? – отпускаю сорочку. Снять ее теперь вряд ли получится. Бен жмет плечами. – Половина Америки выросла на фахитос. И ничего страшного, Джи-Джи! – Дэвид скрипит кроватью. Какого хрена их так хорошо слышно? – Ты как всегда хочешь все контролировать. Оставь их в покое. – Что я контролирую, Дэвид? Ничего! Просто хочу чтобы их ужины были здоровыми. – Секса не будет, – качаю головой. – Читаешь мои мысли, – закатывает глаза Бен, откидывается на подушки. Мы еще минут семь слушаем перебранку Дэвида и Джины. Утомительно. Самая скучная ссора в мире! Когда мы с Беном ругаемся, то вокруг летают искры. Чуть ли посуда не бьется. Не знаю, может, и мы с Беном к шестидесяти годам будем мило шипеть друг на друга, а наши дети будут тихонько посмеиваться и говорить, что мы скучные. – Ты спишь? – переплетает пальцы наших рук. – Нет, – качаю головой, упираюсь макушкой в его подбородок. – Но чуть не уснула. Твои родители всегда так скучно ругаются? – В общем-то да. Но было время, они чуть не развелись, – рассказывает. Ого! – И почему же не развелись? – кусаю губу. Как было бы отлично если бы мы приезжали только к твоей маме. А противный Дэвид жил бы на краю Остина в зачуханном трейлере и не общался с сыном. – Я родился, – слышу, что улыбается. И я улыбаюсь тоже. – Как они отпустили тебя в Ирак? – обнимаю его руку. – Не отпускали, они узнали, что я уехал, только когда уже был в Ираке. Был такой скандал! Отец обещал приехать и надрать мне задницу. Но, в итоге задницы надирал я. – Только не говори, что защищал там честь этой гребаной страны, – зеваю. – Что? – хмыкает он. – Конечно нет. Америка и все ее президенты, могут поцеловать меня в зад. Я поехал мстить за друга, за напарника. Я не верю в то дерьмо, которое пытался втереть Буш, а Обама продолжает. – Но тем не менее ты поехал туда, – жму плечами. – Людей убивал. – Там невозможно не убивать, – сдавленно шепчет. – И скольких ты убил? – Понятия не имею. Не считал. Не хочу об этом, – сжимает мое плечо. – Помнишь своего первого? – Ага. Каждый из нас навсегда запомнит. Это как девственности лишиться, – цинизм. – Я даже не помню, как оказался тогда на той крыше со снайперами. Может, мы с ребятами пытались передохнуть. Я не помню уже, – хмурится. – Мой первый был тогда. Направлял дуло на наших парней, обустраивающих лагерь. Я не сумел быстро объяснить снайперам, но, почему-то успел схватить винтовку и выстрелить. Он упал замертво. А меня тошнило минут сорок, не меньше. Но это только в первый раз. Во второй и все последующие разы ничего подобного не случалось. Я просто думал, что так я приближаюсь к тем ублюдкам, которые были повинны в смерти Рассела. – Чертова война! Ненавижу президента. Этого и предыдущего! Уроды! – бормочу. – Оба! – Твоя ненависть ничего не изменит. И моя не изменит… – выдыхает. – Прости, что спрашиваю о таком. Бен, я… Я с ума схожу от одной мысли о том, что ты там был, что мог бы не вернуться… – все тело сковывает спазм. Огромный комок стоит в горле. – Малыш, ты так мне нужен! – шепчу, поворачиваюсь к нему, крепко прижимая его к своей груди. – Засыпай, малыш. На моих руках. Засыпай, – шепчу, проводя ладонями по его светлым волосам. – Я люблю тебя. Ни за что не позволю тебе вернуться туда, – шепчу. Бен тихонько сопит и я понимаю, что он пытается заснуть. – Я люблю тебя, – прикасаюсь губами к его макушке.

====== Часть 57. Дом. Милый дом ======

Оскара трясет от радости. Он весь похож на свой летающий в разные стороны хвост. Я скучала по этому сорванцу. И даже Симба как-то слишком ласково реагирует на меня. Трется мордочкой о мой подбородок. Странный какой-то.

Бросаю вещи у стиральной машины. Прохожу по дому. Плюхаюсь на кровать. Бен за мной. Говорит, что скучал по дому. Санчес и Дейзи, которые приезжали кормить живность, оставили маленькие записочки по всей нашей спальне. «А здесь вы сделаете маленького МакКензи», «А сюда Холи упирается лбом, когда Бен сзади», – и прочие подобного содержания. Сумасшедшие!

– Папа звал на ужин, – перекатываюсь на бок. Оскар укладывается рядом со мной, Симба усаживается на прикроватную тумбу, смотрит на нас. – Ты хочешь? – Бен подкладывает руку под мою голову. – Я устала, – жму плечами. – Да и вообще после вонючего пармезана есть совсем не хочется. Почему он такой вонючий в самолетах? – Не знаю. Может, от недостатка воздуха он сжимается и что-то происходит и он начинает вонять, – улыбается. – Я позвоню родителям, скажу, что мы не приедем, – сообщаю. Встаю, Симба бежит за мной. Трубку берет Антуан. Рассказывает, что Эжени уехала в Сарасоту по работе, а он гостит у моих родителей. Спрашивает, как съездили мы и предполагает, что я не понравилась родителям Бена. – С чего ты взял, родной? – плюхаюсь на диван. – У тебя уставший голос. – Так может я просто устала? – улыбаюсь. – Ты сказала, что маму Бена зовут Джина, а папу Дэээвид! – тянет он. – Ты сказала именно Дэээвид. Будто хочешь выплюнуть его имя. – И в кого ты такой умный? – качаю головой. Симба усаживается на мой живот, обнюхивает мою одежду. – Папа был умным, – отвечает. Твой папа был тем еще придурком, раз погиб там, или и вправду сбежал. – Скорее всего ты в маму, ну или в меня, – глажу Симбу. Антуан смеется. – Передай деду, что мы не приедем сегодня. Очень устали, да и полночь уже. После завтрашней смены будем у вас, – обещаю. – Пока, – бормочет он. – Эй! Я люблю тебя, – будто предупреждаю. – Я тебя тоже, – он смущен, кладет трубку.

Мой милый паренек. Люблю его. Как мы жили, когда его не было? Родители теперь только им и заняты. Наслаждаются счастьем деда и бабушки.

Стою под теплыми струями воды. Я рада, что мы наконец-то дома. Я скучала. Дома так хорошо. Бен присоединяется ко мне, трет жесткой мочалкой мою спину. Я ели сдерживаюсь, чтобы не стонать от удовольствия. Бен говорит, что нужно будет заехать в мою квартиру, проверить ее. В конце концов пора готовить ее к продаже, ведь мы теперь вместе живем. Но я хочу, чтобы после свадьбы мы переехали куда-нибудь поближе к центру. Я не готова после каждой смены ехать по часу в Нортридж, а если будут пробки, то ехать вообще больше трех часов. Я так не хочу, не готова! Максимум тридцать минут. Хочу по истечении этого времени быть дома. Можно присмотреть что-то в Бел Эйр, или в Брентвуде, или в Калвер Сити. Но Бен ни за что не хочет продавать свой дом, а тем более жить в Вестсайде. Хотя, денег от продажи моей квартиры и его дома хватило бы на отличный домик в Калвер.

– Ты упрямый! Самый упрямый во всем мире! – вытираюсь полотенцем. – Ты такая же, Холи! – сверкает глазами. Качаю головой, выхожу из ванной. – Мне не нравится этот дом! – вру. Я обожаю его, но хочу жить поближе к работе. – С каких это пор? – С таких! – рявкаю. – Почему нельзя взять его и перенести на Голливуд Хиллс? – Мы будем самыми бедными в этом районе, – улыбается, хватая на руки Симбу. – Отпусти его! Он грязный! – морщусь. – С чего это? – Твой слюнявый пес, наверняка его облизывал все выходные! – Не думаю, – качает он головой, но все же пускает кота на диван. – Ну, или наоборот. Он ведь гей, – шепчу. Бен закатывает глаза и уходит в кухню. Слышу великолепный звук, отвинчивающейся крышки пива. Я не пила уже два дня. Как же хочется! Сил нет. – Будешь пить? – кричит с кухни. – Буду! – лечу на его зов, чуть не врезаясь в дверь. Он двигает по столу стакан с минеральной водой. Чертов Бен! Делаю крошечный глоток и ухожу в комнату, ложусь в кровать. Чертов сукин сын! Знал ведь, что я очень хочу выпить, но продолжил издеваться. – Ты спишь? – входит он. – Пытаюсь! – шиплю. – Злишься? – Сержусь, – утыкаюсь носом в подушку. – Из-за чего? – ожидает услышать, что я злюсь потому, что он не дал мне выпить. – А папочка-то ее знает, что его драгоценную дочурку трахает какой-то техасец? – повторяю слова Дэвида. И вдруг ловлю себя на мысли, что мне не стоило начинать этот разговор. Но, ракета уже выпущена. Остается только ждать выхода в космос. – Что? – гремит он. – Ага! – сжимаю одеяло у груди. – Подслушивала? – Вы так орали, что только глухой вас не слышал, – кусаю кожу щеки. – Холи, ты все неправильно поняла, – садится рядом. – Как можно не так понять его слова? – разворачиваюсь, смотрю Бену в глаза. – Кроме того, я спросила у него, почему я ему не нравлюсь. Он ответил честно. Сказал, что ты поставил свою жизнь под угрозу из-за меня. Не будь меня, в тебя бы не стреляли. – Не будь тебя, я был бы самым несчастным. В тебе мое счастье, Холи, – проводит кончиками пальцев по моей щеке. – Я не могу злиться, когда ты так говоришь, – опускаю глаза. Наверняка жутко покраснела… – Я знаю, – поднимает мою голову за подбородок. В глазах игра, на губах лукавая улыбка. Я знаю эту улыбку. Знаю, что за ней следует. И я готова. – Очень по тебе соскучилась, – обвиваю его шею руками. – Хочу тебя, – легко касаюсь его губ, откатываюсь на спину, утягивая его за собой. Бен горячий, так тяжело дышит, его дыхание обжигает мою кожу. – Не хочу останавливаться, – качаю головой. – Ну так не надо, – встревожено смотрит на меня. – Давно хочу попробовать кое что, – кусаю губу, вылезаю из под Бена. В ящике для обуви нашариваю давно оставленные там наручники. Вхожу в комнату, протягиваю их ему. – Ты серьезно? – раскрывает глаза. – Это то, чего ты хочешь? – протягивает ладонь. – Ага, – киваю, отдергиваю руку. Он в смятении. – Они не для меня, – качаю головой. – Для меня что ли? – хмыкает. – О каких извращениях ты начиталась в маминой книжке? Я не согласен. Я не хочу, чтобы ты в меня что-то вставляла. – Что? – прыскаю. – Фу! – морщусь, понимая о чем он подумал. – Не собираюсь я тебя трахать, – встаю на кровать на колени. – Доверься мне, – впиваюсь губами в его губы, давлю ему на грудь, прижимая к спинке кровати. Поднимаю его правую руку, заключаю запястье в крепкое колечко, за ним второе. Мне уже очень мокро. Одна мысль о том, что он здесь, весь в моей власти, сводит с ума. Все тело прошивает нервная дрожь. Целую мягкие, самые сладкие губы. Выпрямляюсь, стягиваю с себя сорочку. Бен широко улыбается, глядя на мое голое тело.