– Я правильно понял, что мне совсем не следует применять исцеление или воскрешение, если я таковыми овладею?

Смерть осталась недвижима:

– Я не влезаю в твои дела. Как ты будешь использовать свои способности – целиком твоя проблема, а не моя. Мое дело – предупредить о том, чтобы ты не считал себя выше других. Многие целители, возомнив себя чем-то вроде Бога, начинают постоянно меня обманывать. Пусть я не преследую намеренно тех, кто избегает встречи со мной, но тех, кто постоянно мне мешается, я могу почтить визитом… если так будет нужно. Будь осторожен и поумерь свои аппетиты, иначе…

В черноте капюшона сверкнули два красных огонька. Я нервно сглотнул:

– Окей, Сон, я согласен. Последний только вопрос. Ты умеешь сам воскрешать?

Сон снова перевел на меня взгляд:

– Ты первый смертный, который задал мне этот вопрос. Да, я могу воскрешать так же, как и умерщвлять. Оба этих действия в моей власти. Но я почти никогда этого не делал… без веской причины.

Фигура молча растворилась в сумраке лунной ночи. Я закрыл глаза… и проснулся.

За окном еще светила луна, но дело двигалось к рассвету. Себастьян спал на своих нарах, смешно поджав лапы.

Сильно потерев голову лапами, я посмотрел на то место, где сидел Сон. Нары были не примяты. Сначала я успокоился, но потом подумал, что Смерть вряд ли будет оставлять материальные следы после тебя.

Одно небольшое темное пятно на нарах привлекло мое внимание. Там, где во сне сидела Смерть, оставалась едва различимая надпись, написанная на обычном русском языке: «Я предупредил». Помотав головой, я снова посмотрел на надпись. Она исчезла и на ее месте оставалась только грязновато-серая ткань. Со вздохом я лег обратно. Трудно было понять, в реальности я говорил со Сном или нет. С одной стороны, я прекрасно помнил весь разговор. Но с другой… Это происходило не в реальности.

Мои размышления прервал горн. Незаметно за мыслями, прошло немало времени. Заря уже заняла большую часть неба. Себастьян, которого разбудили звуки горна, уже поднялся и сел на нарах примерно в той же позе, в которой я впервые вчера увидел здесь. Он поднял полубезумный взгляд на меня и произнес вполне осознанно:

– Доброе утро, Мирпуд.

Я помахал ему лапой:

– И тебе, Себастьян.

Крыс не отвел взгляда:

– У меня к тебе будет просьба… Помоги мне уйти отсюда.

Пауза.

– Пожалуйста.

– Но разве ты сам не можешь уйти? Ты же, вроде, не военный?

– Нет, я не военный. Но я боюсь отсюда выходить лишний раз. Меня ненавидят здесь буквально все и стараются поддеть меня, как только я выхожу из барака.

– Я даже не знаю. А куда ты хочешь уйти?

– Мне неважно куда, главное – отсюда.

– Я постараюсь тебе помочь.

В дверях появился уже набивший оскомину Пульса:

– Мирпуд, выметайся с территории гарнизона.

В голове возник план. Я развалился на нарах:

– Не раньше, чем меня накормят и отпустят отсюда Себастьяна.

Пульса зарычал, схватился за голову и вышел из барака. Крыс горестно опустил голову:

– Теперь все будет хуже.

Я усмехнулся:

– Плохо думаешь. Поверь, сейчас все будет хорошо. Я ставил его на место несколько раз, и теперь он опасается со мной связываться.

Конечно, я блефовал. Но мне хотелось успокоить Себастьяна – и крыс лег обратно на нары и закрыл глаза после моих слов.

Через минут пять в дверях появилась Ласса. Оглядев нас двоих, она коротко позвала:

– Пойдем, Мирпуд.

Крыс жалобно подал голос:

– А я?

Ласса оглядела его:

– Ты тоже.

Ясновидящий просиял и вышел из барака следом за мной. Снаружи нас уже ждал оживший городок. Многие солдаты выглядели сонными, но передвигались они споро. Я спросил Лассу:

– Мы будем есть с остальными?

– Нет, вы получите еду отдельно.

– А ты?

– Я солдат, а не гражданский зверь.

– А как я к Гимеону попаду?

Ответом мне был хитрый взгляд магессы:

– А я думала, ты не маленький, не заблудишься. Или у тебя дырявая память на местность?

Я покачал головой:

– Не страдал, к счастью.

Ласса повела нас с Себастьяном к какому-то домику, в стене которого было прорезано окошко. Магесса постучала туда. Дверца открылась, и на нас воззрился одноглазый опоссум:

– Че надо? Завтрак позже будет!

– Приказ Пульсы выдать две порции.

Опоссум отошел с бурчанием, в котором можно было только разобрать отдельные слова, вроде «Говнюки», «Штатские», «Начальство». Менее чем через минуту в окно едва не вылетели две тарелки с баландой и ложкой, и вслед донесся раздраженный голос повара: