— Затруднение в том, — сказал судья Клейтон, — что система невольничества, пагубная в последствиях своих для общества, — выгодна для отдельных лиц. В ней заключается источник их политического влияния и значения. Владельцы невольников — большею частью аристократы, пользующиеся различными конституционными привилегиями. Общий интерес и общая опасность соединяет их вместе, против духа времени; — чувство самосохранения не допустит никакой реформы. Как лицо отдельное, каждый владелец с радостью согласится на несколько перемен, которые ты предложишь; но соединённые вместе, в одно целое, они с разу увидят, что всякая перемена в этом учреждении опасна для прочных оснований системы, от которой зависит их политическое значение. Поэтому они будут сопротивляться тебе при самом начале, не потому, чтобы они не хотели реформы,— многие из них готовы оказать содействие в пользу справедливости,— но потому, что они не в состоянии сделать какую либо уступку. Они будут терпеливы в отношении к тебе, будут даже сочувствовать тебе, пока ты ограничишься одним выражением чувств; но лишь только твои усилия произведут хотя самое лёгкое волнение в обществе, тогда, мой сын, ты увидишь человеческую натуру совершенно в новом виде и узнаешь о человечестве гораздо больше, чем знаешь теперь.

— И прекрасно, — сказал Клейтон, — чем скорее, тем лучше.

— Но, Эдвард, — сказала мистрис Клейтон, — если ты намерен начать с духовенства, то почему бы тебе не обратиться к твоему дяде Кушингу и не попросить его советов? Этот человек из всех протестантов в нашем штате имеет самое большое влияние, и я часто слышала, как он оплакивал бедствия, проистекающие от невольничества. Он рассказывал мне ужасные факты о влиянии этого учреждения на характер его прихожан, — как из невольников, так и из свободных сословий.

— Конечно, — сказал судья Клейтон, — твой брат может рассказывать подобные вещи; он будет оплакивать бедствия невольничества — в частных кружках; он сообщит тебе множество фактов; но в деле уничтожения зла — на авторитет нечего рассчитывать.

— Неужели же ты думаешь, что он не согласится помочь в этом деле?

— Не согласится, — отвечал судья Клейтон, — потому что дело это непопулярно.

— Так ты полагаешь, что брат мой побоится исполнить свой долг из страха лишиться популярности?

— Твой брат должен заботиться об интересах своей церкви, — под этим он разумеет пресвитерианскую организацию, — и потому ответит, что ему нельзя рисковать своим влиянием. Тоже самое скажет каждое главное лицо других отраслей протестантской веры. Приверженцы епископальной церкви, методисты, анабаптисты, — все они одинаково заботятся об успехах своей церкви. Никто из них не решится защищать непопулярное дело, из опасения, что другие секты воспользуются этим и приобретут расположение народа. Никто из них не одобрит такой непопулярной реформы, как эта.

— Я, со своей стороны, не вижу тут непопулярности, — сказала мистрис Клейтон, — это, по моему мнению, одна из благороднейших и необходимейших реформ.

— Несмотря на то, — сказал судья Клейтон, — она будет представляться в самом невыгодном свете. Слова: уничтожение рабства, возмущение, фанатизм, — посыплются градом. Буря будет соразмерна действительной силе волнения и кончится, всего вероятнее, изгнанием Эдварда из штата.

— Папа, — сказал Клейтон, — мне бы не хотелось думать, что люди так дурны, как вы их представляете, особенно люди религиозные.

— Я вовсе не представляю их дурными, — отвечал судья Клейтон. — Я упомянул только о фактах, которые очевидны для всякого.

— Но, — сказал Клейтон, — разве протестантская церковь древних времён не боролась с целым светом? Религия всегда и везде должна стоять в главе общества, должна управлять им и наставлять в добродетели и истине.

— Об этом слова нет, — сказал судья Клейтон. — Однако же, я полагаю, на деле ты сам увидишь всё это в том виде, в каком я представил. Чем была протестантская церковь в древние века и чем она должна быть в настоящее время, — это два вопроса, которые вовсе не идут к делу при наших практических соображениях. Я смотрю на вещи, как они есть. Ложные предположения и ожидания никогда ещё не приносили пользы.

— Боже мой! — сказала мистрис Клейтон, — до какой степени холодны и бездушны все эти судьи и адвокаты! Я уверена, что Эдвард найдёт в моём брате человека, готового помочь ему и словом и делом.

— Дай Бог! Этому я буду душевно рад, — сказал судья Клейтон.

— Я сейчас же напишу ему, — продолжала мистрис Клейтон, — Эдвард поедет и поговорит с ним. Не унывай, Эдвард! Инстинкты женщины заключают в себе пророческую силу. Во всяком случае, мы, женщины, будем поддерживать тебя до последней крайности.

Клейтон вздохнул. Он вспомнил записку Нины и подумал: какое это было благородное, великодушное существо. И, подобно легкому дыханию увядшей розы, неясное воспоминание о ней, казалось, говорило ему: «Не оставляй этого дела»!

Холера наконец прекратилась; и хозяйственное управление нашего старого друга Тиффа приведено было в надлежащий порядок. Его цыплята и индейки достигли зрелого возраста, кудахтали и гордо расхаживали около хижины. Сентябрьский ветерок, пробегая над посевом риса, волновал спелые колосья. Могила малютки покрылась первою зеленью, и Тифф был уже доволен своей потерею, утешая себя мыслью, что "младенец теперь в царстве небесном". Мисс Фанни пополнела, поздоровела и проводила большую часть дня в прогулках с Тедди по соседним лесам, или садилась на скамейку, где мисс Нина читала им библию, и с большим затруднением повторяла, в назидание и отраду своему старому другу, знакомые слова дивной истории, с которою она познакомилась, благодаря добродушию Нины. Внутренность хижины отличалась украшениями лесной природы, и Тифф продолжал лелеять в своём воображении идею, что эта хижина была резиденцией предков Пейтонов, что его молодые господин и госпожа были полными властелинами в ней, а его особа заменяла всю их свиту. На этот раз он сидел на крыльце, в тенистой прохладе, рассматривал и починял свои старые панталоны, и, для препровождения времени, весело разговаривал сам с собою.