– Всё нормально, господин Седар? Вы так побледнели, – Агата легонько коснулась моего локтя, и от этого прикосновения меня ощутимо тряхнуло током. Брр! Либо дель Фрио нужно серьёзно облить свой лисий полушубок антистатиком, либо… либо с жильцами общаги уже стало так же неладно, как и с самим зданием.

– Да-а… – протянул я больше своим умозаключениям, чем Агате, и при этом непоследовательно помотал головой. Потом слегка очнулся, – госпожа дель Фрио, я слышал, вы раскрыли секрет тех серых цветков, что распустились в одночасье в холле на третьем этаже у девочек-сакилчей?

– О, да, – оживилась Агата, подводя меня к лифтам и последовательно вызывая все четыре, какой первый приедет. – Это редкое растение из некоей закрытой грани – я узнавала, кстати, в вашем отделе, но мне там сказали, что не слышали про такую. В моём источнике она названа Некоузским клином. Тем более странно, что семена волчатки попали к нам, в Антинель.

– Некоузский клин, – повторил я и опять замер, уцепив сам себя за галстук и приоткрыв рот.

Молоко, которое мне столь настойчиво запрещал пить Норд, было сделано в Некоузском клине! Та-ак, всё любопытственнее и любопытственнее. Я практически на сто процентов уверен, что и город Никель находится в этом же клине. И что с недавних пор это клин нифига не закрытый, а очень даже наоборот, и спасибо за это нужно сказать коменданту, который зачем-то интенсивно щемится в Антинель…

– Вы что-то знаете об этой грани, Седар? – правильно поняла выражение моего лица Агата, и с жадностью увидевшего селёдку Баркли вцепилась в меня двумя руками. – Вы же великий физик-нулевик, вы должны знать, так расскажите мне, сами понимаете, как мне интересно!!

– Да я пока так, нахожусь на уровне несмелых догадок, – пропыхтел я, не без усилий отдирая от себя дель Фрио и вздрагивая от уколов статического электричества. Видимо, Агатин полушубок был сделан из меха бешеной лисы.

– Я проверю эти догадки и тогда уж всё вам расскажу, – пообещал я, и, увернувшись от цепкой девичьей лапки, скрылся в приехавшем лифте.

…Итак, вот он, десятый этаж этого странного корпуса, выстроенного по чертежам тогдашней управляющей Хелен Шульц, и сданного в эксплуатацию как-то помимо всех инстанций, включая Норда. Что-то вот не помню, а куда эта самая Хелен делась, и на каком километре Антинельской хронологии? То ли в декрет ушла, то ли потерялась. У неё ещё муж был, носатый такой, в очках. Насколько я помню, вместе с Окадой они завели в первом корпусе отдел фотонщиков, потому что Шульц в этом разбирался. А потом он тоже, это… то ли потерялся, то ли в декрет ушёл. Короче, непонятно. Найти бы эту самую Хелен Шульц и, глядя ей в глаза, нежно спросить: «На кой фиг? На кой фиг ты тут это всё понастроила?». Хотя не будем пристрастны: проект, в общем-то, вполне ничего, и кухни (я заглянул в кухню, где какой-то субъект в грязных джинсах на босу ногу варил пельмени), и кухни большие, а главное, без мусоропровода в углу! Поэтому нет столь явного, как в моём четвёртом корпусе, запаха торжествующей органики. Но и ландышами здесь, хвала небесам, больше не воняет. Может, это Агата воняла?.. Добравшись до конца крыла, я поблямкал в звонок у двери с табличкой «Директор корпуса С. Катценкэзе» и заранее крикнул:

– Сильва, это Сао Седар, не волнуйтесь. Стрессы сокращают жизнь.

– Хвала небесам, – дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы я мог протиснуться, а буквально через секунду комендантша уже нервно звенела цепочкой и щёлкала двумя замками. Пока она там баррикадировалась, я прошёл в комнату с круглым столом посередине, очевидно, гостиную, и без приглашения шлёпнулся на диван, откуда с мявом улетела белая кошка. Не знаю, почему, но я неожиданно пришёл в хорошее настроение. В окно с голубыми шторками виднелось постепенно очищающееся от утренней хмари небо, я почти вплотную подобрался к разгадке тайны взаимного проникновения Никеля и Антинеля, а тут ещё неслышно подкравшаяся Сильва принесла моего любимого каркадэ и зефирюшек…

– Вы знаете, – проворковала Сильва обморочным голоском, садясь рядом и устремляя на меня взгляд голубых глазищ, – я вот даже не знаю, как вас благодарить, потому что сошла бы без вас с ума, господин Сао Седар. Раньше мне во всех проблемах Поль помогал, он такой отзывчивый и милый, но теперь я осталась одна, потому что он… там.

Катценкэзе истерзанно всхлипнула и попыталась высморкаться в свою косу, но я вовремя успел подсунуть ей свой носовой платок. Больше всего на свете мне хотелось выслать ходячее несчастье Сильву из Антинеля домой к маме, печь плюшки и вязать носки. Но вначале следовало кое-что уточнить:

– Там – это в Никеле? В общежитии на аллее Прогресса?

Сильва вздрогнула всем телом и остекленело уставилась в висевшую на стене вышивочку, где два лебедя то ли выдирали друг у друга гланды, то ли целовались взасос. Её исплаканное личико стало каким-то пепельно-бледным, глаза приобрели пугающую мёртвую глубину и потемнели.

– Да, – в конце концов, прошуршала она. – Я там была. И видела там… её. Ливали. Я ведь убила её! Уничтожила! Так почему?.. Красная лампочка… мой ребёнок... стекло, это разбитое стекло – вы никогда не глотали битое стекло, господин Седар?.. А ведь выжила, только чтобы добраться до этой белобрысой сучки, горло ей перегрызть, так хотела! Ландыш, твою мать, ядовитый! И что, всё напрасно, она жива, жива, жива!!!

Сильва опять содрогнулась, впив ногти в обивку дивана, и внутри у неё что-то заклокотало. Я пялился на неё в ужасе, даже не зная, чем и как её утешать. Но сейчас Катценкэзе, судя по всему, не требовалось утешений – пройдя стадию рыданий в подушку, беспомощности и страха, девушка взяла себя в руки, собралась и готова драться. Или это я на неё так благотворно повлиял?..

Не прекращая терзать ни в чём не повинный диван, Сильва с глухим рычанием продолжала рассказывать мне свою историю, теперь уже более внятно: