– Моё настоящее имя – Ирина Маркес. У меня в Никеле старшая сестричка осталась, Марика, уж не знаю, что с ней стало… после войны. Надеюсь, что Марика выжила, успела убежать из города, тогда целыми семьями кто куда уезжал. Когда я вышла из больницы, уже Сильвой, как раз всё это и началось. Сторонники прогресса травили нас ртутью, а мы обрезали им коммуникации, били их лампы – они без своего озона задыхаются, как рыбы на песке… На месте нашего дома – руины, куда идти, непонятно. Сначала было непонятно. А потом я поняла! Что я так хочу уничтожить эту белобрысую тварь, Элен Ливали, что в глазах мутится. И да, я смогла, Сао Седар, я смогла…

Голубые глазищи Сильвы-Ирины лихорадочно заблестели, она вцепилась в мою ладонь и опять заговорила сбивчиво, с яростью:

– В том самом общежитии, на аллее Прогресса, жила моя подруга, Мария Селакес. У неё старшая девочка под узы подпала, и науськала на младшую чернявок, чтобы её тоже в Кирпичное забрали. Тоже мне, любящая с-сестричка… сама с ними не пошла, осталась у подъезда, не хотела, видимо, матери родной в глаза смотреть… Мы с Марией и её соседями, как могли, девчонку защищали. И тут гляжу – вот она, здрасьте, ангел в белом платьице, с двумя косичками, под школьницу косит, лютик невинный… сука. Ненавижу её! Сао… у нас чай кончился, да?..

– Сиди, я сам принесу, – взяв Ирину за плечи, я решительно воткнул её обратно в диван и пошёл на кухню. В общем-то, мне этот тайм-аут самому был нужен, чтобы хоть чуть-чуть утихомирить разбушевавшуюся в голове свистопляску. Многие вещи, так пугавшие меня в Никеле – отголоски войны, брошенные дети, странное отношение к электричеству – стали сейчас понятны. Рассказ Ирины, пусть сбивчивый, путаный и непоследовательный, словно перенёс меня в прошлое этого промышленного города, расколотого на две противостоящие друг другу части. Однако то, что комендантом, настойчиво пытавшимся меня ухайдакать, оказалась девица по имени Элен, меня несколько контузило. Я себе этого коменданта воображал, как некоего неприятного мужика с оловянными глазками и бульдожьей челюстью, а тут… даже не верится. Хотя с другой стороны, я кажется, понимаю, какая такая вендетта у Поля Бониты с комендантом, и почему ему нужна наша помощь, чтобы собраться с духом и уничтожить эту Элен. Отголоски старых чувств-с… Они ведь из одного города – Бонита упоминал этот Избор, прежде чем шарахнуть тогда по чернявкам, и я буду не Сао Седар, если там нет в анамнезе какой-нибудь love story!..

Ч-чёрт, и ведь Норд про всё это знал – и про жуткую историю Сильвы, и про вендетту Бониты – и молчал в свой чёрный шёлковый платочек, зараза такая! Таблички он с предупреждениями тут поразвесил, подумать только, заботливый нашёлся, а объяснить всё сразу и простым текстом не судьба! Типа, Седар умный, сам разберётся… Нет, я конечно разобрался, но ценой испорченных нервов и бессонных ночей, а также раз пять едва ли не ценой своей драгоценной жизни. Ещё чего? Теперь мне надлежит одеть красные труселя с большой буквой S на причинном месте, и полететь непосредственно в ближайшее окно спасать мир от Элен Ливали сотоварищи?..

– Сао, всё в порядке? Ты какой-то бледный, хоть и смуглый, – изрядно меня выпугав, сзади тихо подошла Ирина и доверчиво уткнулась подбородком мне в плечо. Я обнаружил, что стою и уже с пять минут втыкаю на энергично кипящий чайник, держа в вытянутой руке пакетик с чаем. Нет, я не сплю, я просто медленно моргаю… Мда.

– Да, всё нормально, я просто задумался, как мне со всем этим жить дальше.

Ирина тихо хихикнула о чём-то, потом резко посерьёзнела:

– Ты прав, надо думать, надо бороться. Я ведь была уверена, что она мертва, я сама лично убила Элен Ливали, и это была поистине ужасная смерть… – она машинально сглотнула, потерев горло ладошкой, и продолжила, – почти такая же, как и моя. Видишь ли, чем сильнее у человека узы, тем хуже ему от тяжёлого электричества. У него начинаются приступы удушья, головокружение, даже может наступить смерть от нехватки озона. И поэтому, когда Элен зашла в подъезд, мы с Марией, не дав ей опомниться, схватили эту белобрысую гадину под руки и затащили в сушилку, ну, где вещи сохнут. Она рядом с душевой в холле между корпусами расположена, может, ты там был, помнишь… А у нас в той комнатке лампочка мощная висела, с рефлектором, мы с девчонками под ней бельё сушили по ускоренной методике. Ну, убрали быстренько всё, чем можно было лампу разбить, бросили в сушилку Элен и включили свет. Она так жутко кричала, колотилась в дверь, умоляла выпустить, потом, видимо, задохнулась и замолчала,… мы её там часа два держали.

Пока Ирина рассказывала, я заварил чая, и девушка, нервно облизнув губы, опять в один глоток осушила чашку каркадэ. На её щеках выступили пятна лихорадочного румянца, когда она вновь заговорила:

– Мы открыли дверь, Элен лежит на плиточном полу – губы как будто в помаде, а на самом деле кровь, и на ногтях, и на платье, и на волосах, и непонятно – вроде бы сверху капает. Поднимаем глаза и видим: наша лампочка еле светит, потому что колба у неё наполнена кровью… кровью Ливали. Я это всегда помнить буду. Тусклая красная лампочка, капли крови, срывающиеся со стеклянной колбы, падающие на лицо и белое платье. Мы с Марией хотели Элен на всякий случай потрогать, мало ли что, вдруг она ещё живая. Но тут шаги на лестнице – это старшая дочь Марии устала там у подъезда ждать, и пошла искать Элен. Она поднялась в холл, увидела нас над телом Ливали, и без предупреждения, молча, всей своей мощью ударила по нам обеим. Марию сразу насмерть, а меня к стене отбросило, вообще ничего не помню, кто меня оттуда вывел или что произошло… Я уже потом, по здравому размышлению, поняла: эта дочь Марии, её Алия звали, очень сильной принципалкой была. И когда она по нам со злости шарахнула, то смогла пробить дверь между гранями. Не знаю, как вы это у себя в отделе нулевой физики называете. В общем, я уже не в нашем Некоузе очнулась, а где-то в районе Зарницы, тут недалеко. Меня какая-то добрая старушка подобрала,… я толком не помню её, была как в тумане. Потом, когда через пару недель начала соображать немного, стала искать работу, чтобы не очень сложно, и чтоб без специального образования взяли – какое там у меня образование, год в психушке, два в войнушке…

Ирина опять нервно хихикнула и дёрнула себя за косу. Она стояла у стола, прислонившись к нему бедром, и терзала свои длинные волосы, как будто хотела их оторвать. Особенно сильно досталось голубому атласному банту, истрёпанному едва ли не в лохмотья.

– Послушай, Сильва,… то есть Ирина, – обратился я к ней, за локоть отрывая от стола и уводя обратно на диван: вид у девушки был такой, словно Ирина вот-вот без чувств рухнет на пол в глубоком обмороке. Ещё бы, так душу наизнанку вывернуть,… как я её сейчас понимаю.

– Послушай, а ты Норду обо всём этом рассказывала?

– Нет, ты что, – Ирина зябко поёжилась, потом вздохнула и с каким-то отчаянием прижалась ко мне боком, держа за руку. – Он же… брр! Даже не знаю, как Марио с ним это… это, в постели… я бы с ума от страха сошла. Все знают, у него сердца нет. Иначе почему бы его звали Норд? Да, он конечно похож на меня, потому что у него раньше тоже было какое-то другое имя и нормальная жизнь, но откровенничать с Нордом? Не-ет… Ты первый, кому я всё рассказала, Сао Седар. И ты знаешь что? Мне сейчас почему-то легче. Такая пустота внутри, и больше не болит.