– Пей, – вздохнул Диксон, глядя, как Рыжик с блаженством отхлёбывает из чашки, и стёр мизинцем с его щеки алую каплю. Ленточка объявила следующим Военный городок, и трамвай застучал по рельсам, потихоньку набирая скорость.

– Камилло, спасибо тебе огромнющее, – Рыжик допил до дна и с благодарностью посмотрел на Диксона. Впервые со вчерашнего вечера его фарфорово-белое лицо оживил слабый румянец, глаза снова заблестели. – Спасибо.

– Это Ленточка поделилась, – ответил Камилло с улыбкой. – Похоже, она тебе симпатизирует, мой юный падаван...

– Да ладно, – отозвался Рыжик и, отведя взгляд, разрумянился пуще прежнего.

– С «да ладно» вышло неладно. Говорят, его съели, – прикололся к Рыжику всё никак не желающий угомониться Диксон. – Ты бы сходил, девушке чашечку отнёс, поблагодарил её за заботу! Иди давай, я тут подожду...

Снятый сильной рукой Камилло с сиденья за шиворот и отправленный в полёт до кабины, Рыжик по инерции пробежал аж через полсалона, прежде чем смог остановиться. Потом он что-то экспрессивно прокричал в сторону Диксона, потрясая в воздухе руками, и исчез за дверью, откуда долетело радостное позвякивание Ленточки.

«Вот то-то же, – удовлетворённо подумал Диксон, по-куриному прикрывая глаза наполовину и вошкаясь по сиденью в попытках угнездиться поудобнее. – Молодёжь! Пока не научишь, так и будут по углам друг от друга жаться! Вот я в его годы...» – Камилло сладострастно улыбнулся в усы и погрузился в воспоминания. Судя по тому, что вот уже три остановки подряд объявляла не Ленточка, а громко орущая на весь салон кондукторша, юный падаван Рыжик внял советам своего мудрого наставника Диксона...

...Домой они добрались к полудню – живая иллюстрация к истории о возвращении блудного сына, отражения родного берега в глазах прошедших кругосветку моряков. Успевший отоспаться в трамвае Камилло первым делом поскакал на кухню, на ходу стягивая с ног ботинки, и с ножом наперевес напал на вчерашний пирог с яблоками. Когда он, отряхивая с усов крошки и запивая молоком прямо из пакета, вернулся к двери, чтобы всё-таки закрыть её, Рыжик уже спал лицом в диван, даже не сняв Камиллова пальто.

Он проспал, как убитый, не шевелясь, до самых сумерек, пока не прозвучал в накатывающих волнах мартовского вечера гудок на ткацкой фабрике. Камилло к этому времени успел изготовить пожаренную соломкой картошку с беконом, схомячить её процентов так на семьдесят, страшно устыдиться и начать варить супчик.

– Умммм... надеюсь, он не с шампиньонами и брокколи, как тот, что мы выкинули вместе с кастрюлькой, когда он проел в ней дыру насквозь?..

Помятый взлохмаченный Рыжик маячил в дверях, обтирая косяки. На его шее был повязан ветхий пожелтевший бинт с искусно вышитым цветочным узором – подарок Ленточки. Сам Рыжик в качестве сувенира оставил девушке свой шёлковый чёрный шейный платок и насильственно снятый с Диксона «мухнявый» свитер, по поводу чего Камилло теперь слегка на Рыжика дулся.

– Какой сварю, такой и съешь, – сварливо отозвался Диксон, энергично вытряхивая в свой супец макароны-звёздочки. – Золотое правило общепита!

– Ф-ф, – презрительно отозвался на это Рыжик, уселся на табуретку, зацепившись за неё ногами, положил перед собой на стол трофейное яйцо и стал на него смотреть. Яйцо время от времени слабо покачивалось и издавало странные тикающе-щёлкающие звуки.

– Что же это за штукенция? Может, из них выводятся новые трамваи? – предположил Камилло, заинтригованно вытягивая шею. – Или этот, как его... мф... Лунтик?

– Я родился! – голосом вылупившегося из яйца Лунтика воскликнул Рыжик, и пальцами изобразил, как он шевелит своими четырьмя ушами. Или что там у этой сиреневой твари за псевдоподии из головы торчат. Камилло громко хрюкнул в кастрюлю с супом.

– Да, ты поплюй в него, поплюй, – радостно подхватил Рыжик, – за мной утром Садерьер приедет, мы его супчиком покормим на дорожку...

Словно в ответ на его слова, запел на столе чёрный LG с бриллиантом в уголке – на Дьена стояла мелодия Энии Cherry Tree.

– Слушаю, – Рыжик прижал телефон плечом, потянувшись за молоком – да так и замер. Выслушав скороговорку Садерьера, он коротко обронил «Да», захлопнул крышечку LG и несколько растерянно посмотрел на Камилло.

– Дьен говорит, мне пока нельзя в Антинель. Там что-то такое происходит... Я остаюсь здесь.

– Вот и хорошо, – обрадовался Камилло, – нечего тебе теперь в Антинеле делать...

Пауза, вздох, тень застарелой боли в чёрных глазах – и прогнавшая эту тень улыбка Диксона:

– Нечего тебе делать в Антинеле, Рыжик.

– ...Спасибо тебе за всё, – сказал Камилло поздно вечером, уже гася свет, и ужасно этим испугал взбивавшего подушку Рыжика.

– Ты... что? Уже прощаешься? – спросил он, медленно опускаясь обратно на диван и выпуская из разжавшихся пальцев угол наволочки. В чёрных глазах плеснулась давняя, застарелая боль, и Рыжик поспешно отвернулся, попытавшись закрыть лицо вздёрнутым плечом.

– Рыжик, я не об этом, я хочу сказать: я тебе благодарен за то, как ты изменил мою жизнь. Ведь с тех самых пор, как мы повстречались, я стал совершенно другим Камилло, – предпринял ещё одну неуклюжую попытку высказать все свои ощущения Диксон, в ужасе глядя, как Рыжик встаёт и делает шаг к двери, чтобы уйти. Обитатель сумерек, он всегда ухитрялся услышать или увидеть тёмные стороны вещей, их изнаночную сторону. Принцесса, которая способна найти горошину даже там, где её нет. Светлая полоса в жизни Рыжика была слишком короткой, чтобы он успел поверить в то, что кто-то может просто благодарить его, чтобы понять, что слова «спасибо за всё» не означают «ты мне больше не нужен»...