– Спасибо, Ленточка, – искренне поблагодарил Рыжик.

– Это тебе спасибо, – звякнула та в ответ. – Я бы одна не смогла вести трамвай после... после вокзала. Спасибо, сумеречный ангел – и спасибо, мухнявый-премухнявый Камилло. Спасибо вам.

– До встречи, – шепнул Рыжик и под слова «Берёзники, следующая остановка – Тверицы» в сопровождении Камилло вышел из трамвая на пустынную остановку. Ночь медленно выцветала, холодный ветер нёс песок по растрескавшемуся асфальту. Трамвай, побрякивая и перестукивая, уехал – и упала тишина. Тишина мёртвого посёлка, места, которого больше нет...

– Пойдём, – тихо сказал Рыжик, впивая ногти в ладонь и сдерживая подкатившую к горлу тошноту напополам со страхом. – Пойдём, Камилло...

====== 24. Берёзники ======

...Каменистая дорога; стылый, студёный ветер хлещет по щекам. Они идут от остановки вначале вдоль бетонного забора, потом через пустырь к стоящему на невысоком холме кирпичному зданию. Пахнет ржавым железом, грязным снегом и отчаянием. Скрипит под подошвами смёрзлый песок. Молчание тяжёлыми цепями сковывает два сердца, не даёт им биться в унисон...

– Почему здесь... так? – шепнул Камилло обветрившимися, сухими, как старая газетная бумага, губами – и не услышал себя сам.

– Когда сюда пришла Элен Ливали со своими принципалками, – глухо откликнулся Рыжик, по глаза укутавшийся в палантин, – то она насильно связала местных жителей узами – всех, до кого смогла дотянуться. Узы – это... как тебе объяснить... это когда ты можешь управлять лёгким электричеством, тем, которое оживляет медь и никель. Быть его частью, как оно делается частью тебя. Ты можешь аккумулировать его в себе, использовать в жизни – для всего. Просто как энергию, как средство связи с другими носителями уз, как оружие для войны, для путешествий между мирами, для исследований, для исцеления себя и других... Узы соединяют своих носителей в сообщество сродни муравейнику или улью, с чёткой иерархией, с определёнными социальными ролями и с довольно жёстким регламентом жизненного уклада.

Элен Ливали считает это сообщество идеальным. В нём нет ненужных и маргиналов, все при деле, каждый может попросить помощи и незамедлительно получить её. В нём нет социального неравенства, кроме разницы в энергетическом потенциале – твоё положение, твоя личная функция в обществе определяется способностью к использованию уз. В нём нет распрей и ссор: идеальная коммуна под управлением милой девушки-ландыша с ангельским взглядом. В этом обществе нет несогласных... несогласным – смерть. Их топят в нефти, травят ртутью, обрезают им городские коммуникации, не оставляя иного выхода, кроме как принять лёгкое электричество. Похищают их детей, чтобы воспитать граждан нового общества. А потом, после всех репрессий, ещё раз вежливо приглашают под власть уз, где всё для всех и всё так хорошо. Ответу «да» мило обрадуются, поднимут из грязи, куда только что втоптали, и поведут пить чаёк… а ответ «нет» подразумевает быстрое, но болезненное уничтожение. В назидание всем непослушным.

Рыжик закашлялся, стискивая пальцы на горле, и продолжил:

– С Берёзниками так и было. Посёлок не принял узы, и староста Берёзников в ультимативной форме отказался пустить сюда Элен с её идеями. Люди здесь были слишком свободолюбивы, да и жили в основном не малосемейками и общежитиями, как в промышленных Никеле и Изборе, а в частных домах, каждый со своим укладом... Ливали слова «уходите» не поняла в принципе – ведь ей ужасно хотелось сделать как лучше. Элен взялась за дело со свойственной ей решительностью – на следующий же день после отказа старосты она пригнала в Берёзники спецтехнику, снесла местные водозабор и трансформаторную подстанцию и протянула сети из Кирпичного. Следующим шагом была отправка всех детей в интернаты – чтобы непрогрессивно настроенные родители не мешали правильному воспитанию новых граждан Некоузья. А стоило жителям пару раз устроить стачки и пикеты, как Элен в принудительном порядке загнала самых несогласных работать на заводы в Никель и расквартировала в Берёзниках взвод своих солдат. Больше попыток бунта не было – непокорные обитатели посёлка всё-таки сломались и приняли узы... Ливали восприняла это, как должное – глупенькие люди, наконец, одумались и поняли, что с узами жить гораздо лучше, чем без. Вообще, Элен не считает, что делает что-то плохое – ведь она искренне верит в светлое будущее клина, и тем ужасна... Антинель, по крайней мере, никому из его обитателей не навязывали – персонал приходит к нам в НИИ по собственной воле, и каждый сам решает, оставаться там, или нет... Они сами выбрали Антинель... все. Кроме меня, Камилло.

Рыжик остановился и подышал на окоченевшие пальцы. Нагнавший его Диксон после краткого раздумья робко протянул Рыжику открытую пачку «Chesterfield», и тот коротко усмехнулся одними уголками губ в ответ.

– В этом мёртвом, призрачном посёлке хочется вдохнуть в себя привычной реальности, да, Камилло? – тонкие пальцы торопливо выдернули сигарету из пачки, пока Диксон не передумал.

– Жители Берёзников, подмятые узами против их воли, начали убивать себя. Поодиночке и целыми семьями. А кто выжил – те сбежали на Пустыри, что возле твоего Фабричного квартала, но их мало, не больше трёх десятков человек из всего посёлка... И им очень тяжело, прошлое тянет их на дно.

Он посмотрел на Камилло сквозь дым – отрешённо и бесстрастно.

– Я тоже не смог бы... с этими узами, – поёжился Диксон. Они неспешно курили, стоя на ледяном ветру, обмениваясь молчаливыми взглядами и изо всех сил стараясь оттянуть момент необходимой неизбежности продолжать свой путь. Где-то за холмами выла собака, ввинчиваясь своей глухой тоской в серое пасмурное небо.

Камилло первым решительно швырнул окурок в грязный снег и двинулся вверх по склону холма, где росли слабые, беззащитные кусты шиповника – в них позастревал пригнанный ветром мусор. Дрожащий от холода Рыжик догнал Диксона, вцепился ему в рукав пальто, и дальше они пошли рядом. Миновали короткую аллейку с тополями, калитку в сетчатой ограде, и оказались во дворе кирпичной пятиэтажки, где на асфальте ещё слабо-слабо виднелись нарисованные краской буквы: «С днём рождения, котёнок! Твой Кот».

– Ссволочь, – тихо сказал Камилло об Элен Ливали и покачал головой. – Вот так взять и всё разрушить... Сволочь.

– Не суди, Камилло, – неожиданно сказал Рыжик, отпуская его рукав. Он поднялся на крыльцо единственного подъезда и замер перед замызганной, облезлой дверью, касаясь её кончиками пальцев.

– Никого не суди, кроме себя... Потому что по-настоящему страшен только такой суд. Иногда так страшен, что ему предпочитают смерть...

Камилло не нашёлся, что ответить. Впрочем, своего мнения о поступках и личности Элен Ливали он менять не собирался.