Чем сильнее от Рыжика что-то прятали, тем больше он хотел это заполучить. И не собирался останавливаться ни перед чем.

– Я не буду насмехаться над тобой или несерьёзно относиться к тебе, Алия Селакес, – произнёс Рыжик, как клятву, и опять коснулся её руки кончиком пальца. Такое ощущение, будто трогаешь цветочный лепесток, распустившийся из бутона всего минуту назад. – Я обещаю тебе. Веришь?..

– Да, – еле слышно ответила Алия. В её душе опять дрожала, готовая сорваться, какая-то потайная струна. В этот момент она интуитивно начала осознавать важную разницу между «быть» и «казаться». Для подружек-принципалок важнее было казаться, важнее была игра на публику; для Рыжика же значение имело только быть. Быть собой, Алией Селакес, может, не идеальной, но зато настоящей. «И это, – подумала Алия, – это правильно. Так и должно быть всё устроено. Вот Рыжик – он то, что есть, и ничуть этого не стесняется… в отличие от меня. Значит, нужно измениться… так, чтобы гордиться тем, кто я есть. Нужно не притворяться, а меняться».

– Ты знаешь, – продолжила Алия, опять поправив гребень, – я столько ошибок в жизни своей наделала. Элен Ливали говорит: когда ты идёшь к высшей цели, когда выполняешь свой долг, зачастую приходится жертвовать чем-то… или кем-то. Это неизбежно и необратимо, так устроен мир. Но, Рыжик…

– Есть вопросы, которым ответов нет, – Рыжик от этих слов как будто заледенел, застыл, сразу отдалившись. Он даже обошёл Алию и спустился к воде, чтобы увеличить дистанцию между ними.

– Даже у меня. Этот выбор всегда не в пользу чего-то, и этот выбор даже не между большим или меньшим злом. Тут всё гораздо запутаннее. Знаю лишь, что последовательность из таких выборов в течение жизни скалывает с тебя одни черты, обнажая другие. Формирует твой облик – беспощадно и необратимо. И даже признавая ошибочность тех или иных шагов, мы уже не можем вернуться и исправить. Что не избавляет нас от необходимости выбирать. Согласен, это всё грустно, но… Алия, даже если всю жизнь идти в темноте, по грязным дорогам и обочинам, обдираясь об колючки,… всё равно ты можешь, пусть в самый последний момент, повернуться лицом к Востоку и увидеть полоску зари. Никогда не поздно. Никогда не поздно выбрать что-то иное… и стать иным. Я совсем недавно это понял. Меня научил… Камилло Диксон.

Вздохнув, Рыжик зашёл в полоску прибоя по щиколотку, подвернув джинсы, и прижмурил глаза на ярком солнце. Он думал сейчас об Элен Ливали и о том, чему же она учит этих детей, так отчаянно жаждущих повзрослеть – и не думающих о последствиях. Кто это там говорил: «Осторожнее со своими желаниями – они могут сбыться?». А это: «В жизни бываю две трагедии: одна, когда вашим мечтам не суждено осуществиться, вторая – когда вы получаете то, о чем вы мечтали»… Столько слов, столько серебра – звонкие монетки в пригоршне. Всё же это лучше, чем захлёбываться одиночеством в тумане, где действительно думаются… «всякие вещи».

– Не сердись на меня… Ррыжик, – тихо подошедшая Алия чуть коснулась его руки. Каблуки алых туфелек глубоко проваливались в мокрый песок, и оттого девушка стояла на цыпочках.

– Я когда с тобой говорю, то как неумёха-официантка с полным дорогой посуды подносом в свой первый день работы. Одно неверное движение – и всё рухнет…

– Да нет, – сказал Рыжик, и задумался над тем, что он сказал. «Да нет» – это было сомнительное сочетание как раз в духе Женщины-Загадки Селакес. Ещё подумав чуть-чуть и повернувшись к начавшему припекать солнцу спиной, Рыжик прибавил:

– Я не сержусь, я просто тоже сделал много ошибок и принёс много жертв на своём пути… и стараюсь избегать мыслей о них. Не ошибается только тот, кто ничего не делает, это так, но… в некоторые моменты думаешь, что было бы лучше и впрямь умереть через несколько часов после появления в этом мире. По крайней мере, так было бы гуманнее. И по отношению к себе самому, и по отношению к окружающим.. Лучше, чем жить, мучаясь и мучая, и вечно бредя в потёмках… а впрочем, ну их, эти гадкие измышления. У меня от них мигрень и угроза ранней седины! И ты тоже не измышляй. Давай лучше в кошачью колыбельку поиграем?..

И они тут же распялили на пальцах узкую алую ленту с туфли Селакес, и началось древнее шаманство, старинная забава, оставшаяся в нашей крови от каких-то паукообразных, что ли, далёких предков. Оба они были искушены в искусстве плести и не запутываться. Белые и смуглые пальцы мелькали и скользили, и алый шёлк переливчато пульсировал в двух парах рук, жил своей собственной жизнью. Артерия, одна на двоих; путеводная ниточка Ариадны. В какой-то момент, сплетясь пальцами с Алией, Рыжик подумал: «Как странно – символ этот… мы стоим и забавляемся с ленточкой… а Ленточка едет где-то в трамвае, и ей совсем не до забав и кошачьих колыбелек. Но что поделаешь, если всем так нравится решать за меня, придумывать себе Норда, или Рыжика, или кого-то ещё… Откуда они всё это берут? С потолка?.. Дьен Садерьер решил за меня, что я директор Антинеля. Ленточка решила за меня, что я в неё влюблён. Меня при этом спрашивать как бы не полагается: дурной тон. Сейчас вот и Алия тоже что-нибудь себе решит. Вот почему мне хорошо с Камилло – так это потому, что он не пытается сделать из меня кого-то ещё. И умеет слышать в моём голосе интонации… он вообще умеет слышать, что я говорю».

А Алия ничего так особо и не думала, просто наслаждаясь игрой и собственной ловкостью, и пригревающим обнажённые плечи солнышком, и прохладными касаниями пальцев Рыжика.

Вцепившиеся было в неё когти кошмаров и плохих мыслей неохотно разжались, на время выпустив жертву – но не забыв о ней, как наивно полагала Селакес. О нет. Вовсе нет.

Неизвестно, сколько длилась их игра – может, час, а может, и все два. Но когда солнце вошло в зенит, Рыжик ловкой комбинацией привёл запутанную «колыбельку», похожую на плод любви паучка и гамака, в исходное состояние. Улыбнулся углом рта:

– В жизни всё, как в этой игре. Запутываешь, строишь хитроумные комбинации – а в конце или завязываешься в узел, который нельзя даже порвать, до того он крепок, или возвращаешься в начало. И распрямившаяся ленточка твоего пути – это прямая линия кардиограммы. Как будто ничего и не бывало…

– Но для «кошачьей колыбельки» нужны два игрока, – Алия провела рукой по волосам – яркое весеннее солнце изрядно напекло ей темноволосую макушку. – А люди и в одиночку ухитряются так запутаться, что даже дышать не могут.