В холле Тополевский услыхал какие-то голоса и прислушался. Дверь музея распахнулась – Маша, прощаясь с экскурсантами, кивком головы поприветствовала Андрея и проводила гостей до лифта. Когда группа спустилась вниз, она негромко повторила: «Здравствуйте». Андрей ответил. Оба были в растерянности. Журналистка смущенно улыбнулась и вошла в музей. Закрывать дверь фактически перед носом Тополевского было неловко, и она поспешила в один из залов.

В установившейся тишине отчетливо была слышна капель: над стендом о первопроходцах протекал потолок. Помощи ждать было неоткуда. Маша вздохнула, принесла ведро с тряпкой и затерла мокрое пятно. Луч света из соседнего зала высветил портрет Митрофанова. Она поднялась на носочки, поправила рамку, убрала траурную ленту и стала снимать со стенда лишние, на ее взгляд, фотографии. Юбка плавно поползла вверх. В это время за ее спиной тихонько скрипнул паркет. В зале появился Тополевский. Он с улыбкой наблюдал за усилиями женщины и негромко предложил свою помощь. От неожиданности Маша вздрогнула и выронила снимки. Они веером полетели на пол. Журналистка смущенно одернула юбку и присела, едва не столкнувшись лбом с полковником.

– Извините, – Андрей протянул ей собранные фотографии. – Разбирал свои залежи и нашел множество интересных вещей. Может, сгодятся для архива? Загляните при случае, посмотрите сами.

– При случае – загляну, – пообещала Маша, пряча глаза.

– Я вижу, потолок протекает, – всмотрелся Тополевский.

– Тищук уже третий день напоминает об этом новому начальнику. Пока безрезультатно.

– После обеда пришлю солдат, – пообещал Андрей. – Да, мне поручено просмотреть стенд о покойном командире. Он где?

– Слева от входа в соседний зал. Выключатель по правую руку.

Тополевский вышел, а из коридора донесся голос Тищука.

– Марья Андреевна, раз дверь распахнута, значит, вы еще здесь?

Маша устремилась ему навстречу.

– Здесь. Что, едем в часть? Только оденусь и запру дверь.

– Съемка отменяется, какая-то нестыковка. Используем, в крайнем случае, архивные кадры. А интервью Локтев даст прямо здесь. Поставим его возле МИКа, кто там разберет, где это? – Леонид посмотрел на потолок. – Опять течет?

– Который раз твержу об этом шефу, да все без толку. Музей стал никому не нужен. Только Онищенко спешил каждое событие запечатлеть для потомков и лично следил за состоянием залов. Стоило только заикнуться, столяр ли, плотник тут как тут.

– Да, – кивнул капитан. – На нем многое держалось.

– Не списывайте со счетов свой вклад, Леонид. Вы у нас и швец, и жнец, и на дуде игрец. Вот и музей не обходите стороной. Спасибо.

– Ну, вы скажете, – смутился от удовольствия офицер. – Да, чуть не забыл сказать: в строевой есть письмо на ваше имя – приглашают на учебу в Политехнический музей.

– Пришел вызов? Отлично. Теперь научусь вести архив и документировать запасной фонд, а то уже не все экспонаты помещается в основных залах. А еще поищу адреса фирм, специализирующихся на изготовлении стендов и нестандартных фотографий. Командир заслуживает, чтобы его портрет был во весь рост… А что вы на меня так смотрите?

– Зря вы собираетесь, – смутился Тищук. – Локтев сказал, что вы и без учебы все знаете. Нечего, мол, зря транжирить деньги на командировки. А потом, кто вас заменит на радио, на экране, в газете?

– Те, кто это делал в мой предыдущий отъезд. Мы с вами уже трех корреспондентов подготовили! У нас теперь штат мини-студии.

– Разрешаю сходить и объяснить это ему лично.

– Спасибо, увольте!

– Вот и я не хочу быть уволенным, – грустно признался начальник. – Кстати, в прежние годы командировки для вас пробивал Онищенко. Митрофанов тоже оспаривал целесообразность вашего отъезда.

– Если быть объективной, наш бывший шеф понимал, что все нужно делать профессионально. Он был фанатом своего дела.

– Никак вы заскучали? Как говорится: «Что имеем, не храним…».

– Все познается в сравнении. Признаться, однажды Алексей Федорович меня здорово выручил. И я по сей день благодарна ему.

– Впервые слышу. Удивительно, что вы приняли помощь.

– Пришлось. Один хитрый майор решил на мне подзаработать и шантажировал, утверждая, что Миша столкнул его сына с горки. Мальчик попал в больницу и ему, якобы, требовалось дорогостоящее лечение. Он грозил судом. Избегая публичного скандала, я уже почти собрала требуемую сумму. Видя, что я сама не своя, шеф вызвал меня на разговор. Пришлось исповедаться. Буквально через десять минут начальник сообщил, что этот ребенок поступил как раз в дежурство его супруги. В присутствии врача мальчика допросил участковый. На вопрос, как все случилось, парень честно признался, что упал сам. Имя Миши даже не упоминалось. Более того: под протоколом стояла подпись отца ребенка. При наших постоянных конфликтах Онищенко мог мне и не помогать.

– Если честно, моя история еще круче, – стал серьезным капитан. – Не хочу вспоминать. А он помог… Ну, мне пора, – и Леонид исчез.

Маша задумалась и снова не заметила появления Тополевского. Тот осторожно кашлянул. Журналистка вздрогнула:

– Простите, я и забыла, что вы здесь.

– Не стал выходить, чтобы не давать повода к обсуждению.

– Как вам стенд? Мне кажется, в нем чего-то не хватает.

– В целом неплохо, но я бы кое-что подкорректировал.

– Нет возражений: я в этом деле совершенный дилетант.