Мысли срывались, путались, ускользали от меня, нервное напряжение росло, и в результате сильно заболела голова. Пришлось успокоиться. Сев на каменный пол, я с тоской посмотрел на угасающий огонек последней свечи. Вот ведь незадача. Собрался отравить врагов эра, а яда наглотался сам эр. Зачем он это сделал? Почему пил из бутылки? Неужели… нет, такой мысли даже допустить нельзя, но я допустил, хотел этим спасти меня?.. Кусая губы, я прижал озябшие ладони к разгоряченному лбу. Что теперь делать… что делать…

Петь? Странное решение пришло в голову нежданно-негаданно, ведь в моем случае полагается молиться. Ну и к черту эти молитвы, я не мирабелловский сынок, к тому же от песен можно ждать хотя бы самоуспокения и бодрости, от молитвы же – ничего. И я тихо запел, дрожавшим голосом первое же, что вспомнилось.

В склянке тёмного стекла из под выпитого пива

Роза красная цвела гордо и неторопливо.

Исторический роман сочинял я понемногу,

Пробираясь, как в туман, от пролога к эпилогу.

Мда. Надеюсь, мой эпилог в этой странной жизни еще не близок. Самое страшное – неопределенность.

Были дали голубы, было вымысла в избытке,

И из собственной судьбы я выдёргивал по нитке.

В путь героя снаряжал, наводил о прошлом справки

И поручиком в отставке сам себя воображал.

Шаги на лестнице. Или мне послышалось? Вообще, сколько я уже тут сижу? Хоть кто-нибудь бы пришел и сказал, что с Рокэ, да и есть хочется. Даже несмотря на то, что первое время я о еде думать вообще не мог.

Вымысел не есть обман, замысел – ещё не точка.

Дайте ж дописать роман до последнего листочка.

И пока ещё жива роза красная в бутылке,

Дайте выкрикнуть слова, что давно лежат в копилке.

А, точно шаги, но уже более четкие. Что ж, надо допеть. Вдруг меня сейчас на казнь потащат? Я вздрогнул – вспомнились бириссцы из Варасты и мародеры с улиц Олларии. Вдруг тоже вверх ногами?

Каждый пишет, как он слышит,

Каждый слышит, как он дышит.

Как он дышит, так и пишет,

Не стараясь угодить.

Так природа захотела. Почему – не наше дело,

Для чего, не нам судить.

Спустился и открыл дверь Хуан – он же с суровым видом крепко взял меня за плечо, повел куда-то наверх. Я шагал, напевая очередной вспомнившийся куплет, потому что всей песни не помнил. Пел тихонько, кэналлиец даже не заметил, судя по его спокойствию.

– Соберано велел привести вас к нему, – буркнул Хуан, останавливаясь перед одной из дверей на втором этаже, – но если попробуете что-нибудь вытворить, я сверну вам шею.

Какая прелесть. Нет, творить я ничего не собирался – уже сотворено немало. Ступив в комнату, я услышал, как Хуан закрыл дверь. Собрался стоять на страже. Ладно, а зачем меня привели в спальню Рокэ Алвы? Хотя да, сейчас ему настолько плохо, что даже встать не может, бедняга. Покраснев до корней волос, я попытался внятно поздороваться. Монсеньор лежал на синих шелковых простынях, укрытый одеялом, и молчал. Однако, услышав мой голос, сел и вздохнул, глядя на мою скромную персону.

– И я тоже рад вас видеть, юноша.

– Да? – я тут же обрадовался.

– Нет. Но поговорить нам надо.

– Ну и что дальше? Рассвет? Рай? Эдем? Вальхалла?

– Юноша, вот только ругаться при мне не надо, ладно?

– При вас не буду. Ну это… как вы себя чувствуете?

– Потрясающе. Полон сил и жизненной энергии, и все благодаря противоядию, – ответил он с явным сарказмом, хотя выглядел очень бледным и под глазами темнели тени.. – А теперь рассказывайте, как докатились до жизни такой.

– Я вас спасал, – пришло время, чтобы похвастаться. – Штанцлер просил отравить вас, отказаться слишком стрем… опасно – вдруг кого-то еще подошлет. Вот и… А Катарина – так, случайно…

– За случайно, юноша, бьют отчаянно. Топором по шее, в Занхе.

– Оу. Мило.

Желание хвастаться тут же отпало. Монсеньор попытался выбраться из постели, но, судя по тому, как скоро рухнул обратно, головокружение и слабость не оставили его. Похоже на то, что я его спасал, а ему теперь придется спасать спасателя. Все очень сложно. Горестно вздохнув, я обошел кровать и посмотрел на монсеньора с тоской. Ну все же так хорошо шло, почему именно так повернулось?! Может, броситься перед ним на колени и молить о прощении?