Тем временем мы переехали опущенный через ров мост – Робер впереди, я же сзади. Впереди темнели ели, краснел горный шиповник, кричали, изрядно выпендриваясь одна перед другой, птицы. Я смотрел на природные красоты отрешенно, пытаясь понять, с чего лучше начать непростой разговор. Что-то подсказывало: он должен произойти здесь. А с Альдо обсуждать свое горе вовсе не хотелось. Постепенно Робер оглянулся на меня с какой-то затаенной досадой и поехал быстрее. Теперь главное – следить за его маршрутом, чтобы не отстать.

Наконец мы выехали по сузившейся тропинке на лесную поляну, где мирно журчал небольшой родник, стояла засохшая ель, словно в укор всему живому и цветущему, рядом – несколько темных камней. Ствол ее и правда казался белым. Вздохнув, я едва глянул на ель и отвел взгляд в сторону. Грусть нахлынула с новой силой. Не знаю, какая судьба предназначалась тому Ричарду, чье тело я занял, но моя явно гораздо печальнее. Ибо поступаю я совсем неправильно. Вот, эр по моей вине… чуть не умер…

– Дикон!

– А? – вздрогнув, я поднял голову.

– Во имя Астрапа! Что ты натворил?

Так, понятно, отмазаться, как в день встречи, не выйдет… ладно, буду вести себя спокойно… Сердце отчаянно билось, а Робер Эпинэ смотрел на меня пристально и жестко.

– Во имя Литта! – брякнул я, вспомнив, что читал где-то имена так называемых Абвениев. – Я натворил отравление Штанцлера, но отравился монсеньор! Так что я отравил своего эра.

– Я ничего не понял, – покачал головой Робер, вздохнув.

Пришлось рассказать, упоминая каждую деталь. И слова Катарины про праздник Святого Алана, и горечь в голосе Штанцлера, и звон бутылки о стену. Подумалось, что наверное эр Рокэ был в ярости, поняв, какую я ему подложил свинью. А Робер молчал и никак не комментировал мои слова, лишь вздыхал и смотрел в ясное небо. Он вообще слушает? Ладно, приличия ради надо упомянуть про Оноре и КО, ведь Штанцлер говорил, что монаха убили.

– Понимаешь, Робер… Эр Август слишком много говорил о том, что Алва мерзавец, а я даже не знаю, как погиб отец. Я не привык верить неподтвержденным фактам.

– Твой отец погиб на линии, – прохладно обронил Робер. – Дальше?

Не очень хорошо помню суть такого поединка, знаю лишь, что он уравнивает шансы обоих дуэлянтов. Наверное. Так-то вспоминать не берусь – опять вспомню и брякну что-нибудь не то, а извиняться сейчас нужно за другое.

– Он сказал мне, что Дорак убьет всех Людей Чести, дал прочитать список. В нем и твоя семья была тоже, и королева… Вот Окделлов не было. Вроде как эр Рокэ не позволил. Я решил защитить эра Рокэ, потому что давал клятву. Его жизнь – моя жизнь. И подсыпал яд в вино Штанцлеру. Пришла и Катарина. Они…

– Слезай и отпусти Сону, – отрывисто произнес мужчина, спрыгивая на землю и зацепляя за седло поводья. – У нас будет долгий разговор.

Я последовал его примеру и, когда Эпинэ сел на камень, занял соседний. Надо говорить! Но слова на ум не шли, лишь только горесть из меня сейчас и можно выдавить. Хорошо, что мы с Робером оставили крыс дома – эти двое своими ухаживаниями друг за другом испортили бы всю трагичность момента.

– Я налил им вина, но вошел эр Рокэ. Он искал меня и, убедившись, что со мной все в порядке, захотел испить вина тоже. Отравленного вина… Я пытался остановить его, но монсеньор меня отшвырнул. Потом долго болела голова – ударился об стену.

– Бывает, – буркнул Робер.

– Надеюсь, эр жив… – промямлил я, не зная, что еще сказать.

– Жив и здоров. Что было потом? Почему ты не выбил у него бутылку?

– Не успел – слишком сильно ударился. А потом он разбил ее об стену, – наверное эти, самые печальные слова, я выдавил из себя уже во второй раз. – Думаю, он все сразу понял. Кэналлийцы, пришедшие с ним, обезоружили меня и увели в особняк. Я сидел в подвале.

Как обезоруживали, не помню вовсе, но то, что кинжал в ножнах сорвали с пояса именно в тот момент, точно. А кольцо забрали перед посадкой в подвал. Это сейчас у меня мысли немного встали на место, после потрясения и долгого пути.

– Потом я открыл шкатулку в Крионе. Там было все, что отобрали.

– Молодец, Дикон, – без всякого сарказма сказал Робер, хлопнув меня по плечу. – А он мерзавец.

– Кто? Рокэ?!

– И не он, и не ты… А вот Штанцлер – точно. Жаль, что ты его не отравил. Этой сволочи и виселицы мало!

Робер выглядел обиженным и расстроенным – немудрено. Выдай Штанцлер Окделлов за потомственных отравителей, я тоже бы так себя вел. На меня он не смотрел, лишь молчал угрюмо, разбирая поводья. А я думал про прекрасную Мэллицу. Она и правда чудесна, но вряд ли из-за своей зашуганности ей захочется со мной беседовать.