Его рев наполнил лес и все тело Лидии, она дрожала и раскрыла рот, чтобы легче дышать. Старик пошел смело, не таясь, и шумел ветвями. Вдруг она увидела черного зверя.

Он стоял на дыбках и бил себя лапами по морде в исступлении, кровь заливала ему глаза и передние лапы, стекала по брюху на землю. Лидия смотрела зачарованно. Она забыла свой страх и действительную опасность.

Выстрел испугал ее. Медведь замолчал, опустился на лапы и лег.

— Я пойду в лагерь, — сказала Лидия.

Ей не хотелось видеть, как будут снимать шкуру с бедного, пострадавшего от комаров мишки.

Старик вывел ее к реке и ушел обратно за своим делом.

Лидия услышала разноголосое пение, русское и эвенкийское. Василий стоял спиной к ней и распевал диким голосом что-то неразборчивое, а Женя выплясывал вокруг него, по-видимому, в честь большой плиты доломита, которую Василий держал поставленной на торец. Пляска была воинственная и победная, и все в целом напоминало о чем-то языческом, древнем, вычитанном из экзотических путешествий прошлого века. И в смешном согласии с этим эффектным и колдовским зрелищем, по другую сторону реки, на островке, плясали Петя-повар и Петя-коновод вокруг кухонного костра и ведра с новым завтраком. Они поддерживали компанию, не задумываясь о причине торжества на материке.

Но чему они все радуются?

Лидия обошла стороной, чтобы не помешать, и посмотрела на плиту. По черному камню проходила глянцево-черная жила битума. Так вот как выглядел идол новейших нефтепоклонников!

— Лидия! Я кричал, где ты была? — заорал Василий.

— Я слушала рев медведя.

Он замолчал очень обиженный: зачем она обижает его в самую счастливую минуту? Каждый поет как умеет.

— Медведя доняли комары, он рвал на себе шкуру.

— Это в самом деле? — недоверчиво спросил Василий.

— Я слышал, как ревел медведь, — подтвердил Женя.

— Давайте замерять, — сказал Василий. — Крышу я уже замерил. Записывай.

Он вошел в воду с веслом в руке и держал его лопаткой вниз. Лопатка была ровно обрублена топором. Василий поставил ее на дно — на плоскую плиту доломита. Плита была отшлифована рекой.

Весло слабо склонялось. Плита лежала очень полого. Василий приложил геологический компас к перу весла и следил за угломером.

— Два градуса.

Лидия записала.

Он прошел под берегом вдоль всей складки и замерил угол ее наклона в нескольких местах. Лидия записывала.

— Сколько в среднем?

— Полтора градуса, — ответила она.

— Здесь купол, — сказал он в чрезвычайном возбуждении. — Здесь надо бурить.

— Ну, что ты!

— Здесь купол! — повторил он страстно.

— Разве это делается так скоропалительно?

— Мы же замерили!

— Еще надо будет провести теодолитную съемку, геофизические работы…

— Само собой, надо!.. Что ты мне читаешь азбучную лекцию? Но купол будет здесь!

— Тебя лихорадит, выйди из реки. Зачем ты предрешаешь то, что еще должна только определить вся дальнейшая работа?

— Ты же видишь ясно, что здесь структура, — сказал он, стуча зубами.

— Выйди из воды. Я пока не вижу структуры… Слои недостаточно круто лежат. Один градус, два градуса — это вообще слишком мало, чтобы говорить о куполе. Да еще утверждать, как вы утверждаете, — сказала она с возмущением. — И разве можно замерять здесь веслом! Хорош инструмент для такого тонкого замера! Разве дно реки гладкое, как стол?.. Малейшая выбоинка, шероховатость — вот вам уже два градуса! А ледяную воду вы учли? У вас дрожит рука… Не говоря о том, что вы хотите видеть структуру во что бы то ни стало.

— Замеряйте сами! — сказал он и не спускал глаз с нее все время, пока она работала.

Он следил горящими глазами за движениями ее, способными украсть у него бесценный купол.

Лидия тщательно замерила кровлю складки и вошла в реку в своих высоких оленьих сапогах, пока вода не залилась в них. Он нетерпеливо спрашивал:

— Ну?

— Складка очень слабо изогнута.

— А я вижу, что здесь ее элементарное ядро! — закричал и топнул ногой у идольской плиты.

— Ты этого не можешь видеть, — крикнула она из реки. — Если бы ты видел, то и я не слепая!.. Ты говоришь совсем как Алексей Никифорович: «Сегодня сюда придет сохатый!..»

Она вышла из реки, дрожа от холода и возмущения.

— Куда придет сохатый?

— На алас… Тут алас недалеко. Я спрашиваю: «Откуда вы знаете, что сохатый придет именно сюда, именно сегодня ночью?» — Она стукнула зубами, дрожь доняла ее. — «Вижу!» — Но этого он не может видеть, это не общее будущее всех сохатых на Полной хотя бы, а ближайшая ночь одного сохатого — этого он не может видеть!

— А что, если сохатый придет? — спросил Василий с раздражением, стуча зубами от холода. — В каждом частном случае есть черты общей закономерности. Так же, как в этом куполе! — Он топнул ногой возле идольской плиты с глянцевой змейкой битума.