Шрифт:
– Сбежал? – не поверил Роман, пытаясь поднять голову.
– Лежи, лежи… – Старец поспешно опустился рядом и осторожно переместил голову Романа к себе на колени.
– Что ему было надо? Я так и не понял… – Веки Романа отяжелели и он не смог бы открыть сейчас глаза, даже если бы вокруг раздались крики «пожар!» или «землетрясение!».
– Боюсь, что мы этого не узнаем. Он всегда лжёт. Скорее всего, в его планы входило, чтобы ему помешали.
– Затейливо…
Над головой проплывали облака. Тёплый ветер доносил свежий запах речной воды и травы. Нагретый песок под рукой так приятно было перебирать пальцами.
– Твой Ключ просил доставить тебя сюда, – негромко пояснил старец.
– Называйте его по имени!.. – нахмурился Роман.
– Пусенькой? – съехидничал тот.
– Да ну Вас…
На удивление легко Роман поднялся на ноги. Добраться до реки, и скинуть одежду было делом одной минуты. Погрузившись в воду с головой, Роман испытал такое блаженство, что просто забыл вынырнуть обратно. Распахнув глаза, он любовался проплывающими мимо стайками маленьких пугливых рыбок и игрой света на каменистом дне до тех пор, пока воспоминание о страдании и боли не улетучилось из самих молекул его тела. И тут Романа осенило. Он просто увидел – всё, что делал патрон, он делал с единственной целью – отвлечь внимание своего протеже. А потом просто уничтожил одну из печатей. Незаметно. Так, что никто не смог помешать.
Определённо, уровень энергии Романа значительно повысился – он вдруг вспомнил, что патрон являлся к нему и всю последнюю неделю – после того, как Роман активировал их связь – воздействовал на своего подопечного…
Расщедрившаяся память внезапно подкинула Роману ещё одну – полустёршуюся, смутную картинку – вид сверху: Радзинский и Бергер стоят над его распростёртым на кровати телом, а в груди его шевелится чёрная, мерзкая на вид змея – нить, связывающая его с патроном…
Роман вспомнил и Бергера, сидящего по-турецки на постели в трогательной голубой пижаме, окружённого ярким сияющим коконом, и размеренно перебирающего чётки. Получается, он ни одной ночи не спал из-за визитов патрона? То-то он, как детсадовец, каждый день засыпал где-нибудь – чаще всего у Аверина в комнате – после обеда…
Вынырнув на поверхность, Роман поймал цепкий взгляд янтарных глаз Радзинского. Тот сразу оживлённо заговорил:
– Бергера родители прямо из храма домой забрали. Он чуть не плакал. Но ты же знаешь Катерину Сергеевну – она как танк! – усмехнулся Викентий Сигизмундович, убирая свою руку с романова лба. – Сегодня гости у них – вся родня собирается. Так что Кирюха обязан исполнить свой сыновний долг: съесть, всё, что она приготовила, и получить рождественские подарки. Но тебя, Ромашечка, мы не отпустим. У нас сегодня тоже гости и, поскольку ты у нас единственный ребёнок, мы будем тебя – закармливать и задаривать.
– Я уже получил сегодня один подарочек, – бесцветным голосом отозвался Роман. – Только не знаю, какой…
– Ой ли, Мусечка? – усмехнулся Радзинский.
– Ну Вы… – Роман возмущённо приподнял голову. – Как Вы меня в следующий раз назовёте?!
– А что? – Дед очень правдоподобно изобразил недоумение. – Ромусечка – Мусечка. Всё логично. Будете у нас с Бергером Пусечка и Мусечка.
– А Панарин с Рудневым – Зая и Киса… – ехидно процедил Роман.
– Ну! Я вижу, ты понял! – расхохотался Радзинский. – Поднимайся, давай. – Он решительно стащил с Романа одеяло и, обняв одной рукой за плечи, заставил сесть. – Самочувствие как? – Он пытливо заглянул подростку в глаза.
– Голова тяжёлая, – честно признался Роман. – А так – ничего…
– Ладно. Главное – ничего серьёзного. И не простудился к тому же – на полу ведь лежал!
– Это лучше, чем на коленях стоять, – пробормотал Роман, нашаривая под кроватью свои кроссовки.
Викентий Сигизмундович только глянул на него задумчиво и энергично отдёрнул шторы, вынуждая Романа зажмуриться от яркого солнечного света.
– А Вы, выходит, знали! – выкрикнул Роман, уже стоя под душем. – Про патрона…
– Я знаю обо всём, что происходит в этом доме, – с усмешкой заверил его Радзинский, заглядывая в ванную. – Полотенце на сушилке оставляю и вещи твои – здесь, на табуретке… – Дверь снова закрылась.
– И Вы не посчитали нужным вмешаться? – полюбопытствовал Роман, входя в комнату уже полностью одетым и энергично вытирая пушистым полотенцем волосы.
– Невозможно было вмешаться и не навредить при этом тебе, – откровенно признался Радзинский, втыкая в розетку шнур от фена. Он поманил Романа к себе и, усадив на стул, принялся сушить его волосы, ловко орудуя расчёской. – Знаешь притчу о плевелах? Отделить сорняк от пшеницы можно, только если дать ему взойти. Ты с патроном своим слишком сросся – вас нельзя разделить без риска для твоей жизни и душевного здоровья. Когда я озвучил все возможные неприятные последствия своего вмешательства в эту ситуацию, Бергер устроил форменную истерику – запретил мне соваться и пригрозил в противном случае бросить всё и уйти в монастырь.
Роман с трудом сдержал улыбку, представив себе эту сцену в лицах.
Радзинский тем временем уложил ему волосы и оглядел придирчиво с головы до ног.
– Ромашечка, – деликатно заметил он. – Ты, конечно, классно выглядишь в чёрном, но давай сегодня подберём тебе что-нибудь… помягче. Люди и так на тебя с опаской глядят, а ты, как будто нарочно, поражаешь их воображение своим мрачным видом.
– В белой рубашке я буду выглядеть, как дурак, – поморщился Роман.
– А кто, вообще, говорит о рубашке? Мероприятие-то у нас неформальное… Пойдём, у Коли в гардеробе пошарим. Хоть ты ростом и повыше уже, я думаю, мы тебе что-нибудь подходящее подберём – у него половина вещей там не распакованы новенькие лежат. Я каждый раз ему что-нибудь привожу, но он такой капризный! И ужасно наплевательски относится к своей внешности! Влезет в один костюм и целый год в нём ходит!.. – И Викентий Сигизмундович, вздыхая, повёл Романа в соседнюю комнату.