Обаяние Ливанова, его спокойный, уверенный голос, исключительно позитивное отношение к жизни подействовали на Романа тонизирующе. Как-то сразу всё сошлось, всё стало просто и ясно.

– Возможно, тебе просто следует начать учить язык, и это подскажет тебе, что делать дальше, – предположил Ливанов.

Роман внутренне согласился с этой мыслью. Карта явно давала ему ниточку. Надо за неё держаться. Настораживало только направление, которое уже угадывалось по этим первым шагам. Что там у нас написано на древнееврейском языке? Вот именно… А религиозные искания никогда не привлекали Романа. И всё же он не мог противиться желанию с головой погрузиться в своё новое безумное увлечение.

– Пожалуй, сейчас это единственное, чего я на самом деле хочу – учить иврит, чтобы… Неважно… – Роман смутился, что было для него совершенно несвойственно.

– Так в чём же дело? С удовольствие дам тебе несколько уроков. У меня в данный момент есть такая возможность, – неожиданно предложил Ливанов.

– Вы? Правда? – Роман посмотрел на него почти с восторгом. Это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Так не бывает. Или бывает?

– Зачем мне тебя обманывать? – Ливанов вынул из заднего кармана джинсов маленький блокнот и карандаш и черкнул на листочке несколько строк. – Вот, держи. Здесь мой адрес и телефон. Позвонишь, когда сможешь. У тебя, как я понимаю, скоро уже и каникулы начнутся? Ну, да это неважно. Ни к чему ждать каникул.

Запиликал мобильник.

– Это у меня? – Ливанов стал хлопать себя по карманам. Но Радзинский уже торопливо выбирался из-за стола, приложив трубку к уху.

– Да. Здравствуй, дорогой… Коль, неужели так трудно было позвонить вчера вечером?.. А вот я, представь, всё равно волновался!.. – Он вышел на крыльцо, и слов уже стало не разобрать.

– Это «Ники», – улыбаясь, прошептал Ливанов, многозначительно округляя глаза. – Если Викентий Сигизмундович не расстаётся с телефоном, значит Николай Николаевич в отъезде.

– Как в отъезде? А школа? Занятия ведь ещё не закончились! – Роман насторожился.

– Насколько я знаю, он твоего Бергера куда-то повёз, – мягко сказал Ливанов, вертя в пальцах карандаш.

– Моего?!

– Я сказал «своего», – очень натурально обиделся Ливанов. – Со школой он всё утряс: Бергера досрочно аттестовали по всем предметам, так что до осени, ты его, наверное, и не увидишь. Впрочем, тебе это, скорей всего, не интересно – вы ведь почти не общались. Верно?

– В общем, да, – опуская глаза, пробормотал Роман.

– Тебе пора, – помолчав, подсказал Ливанов. – Викентию Сигизмундовичу сейчас не до тебя. Когда Аверина нет, он скучный и злой, – усмехнулся он.

– Спасибо Вам. Я обязательно позвоню. Завтра можно?

– Конечно, можно.

– А Вы, – Роман вперил в него пытливый взгляд, – объясните мне всё?

– Постараюсь, – честно ответил Ливанов. – Приятно было познакомиться с тобой, Рома.

Роман хотел ответить, что тоже очень рад их встрече, но перед глазами по обыкновению всё стало расплываться и погасло.

Ливанов вышел на крыльцо и сел на ступеньку рядом с Радзинским. Тот, молча, подставил ему ладонь и Ливанов звонко по ней шлёпнул.

– Молодец. Ставлю тебе высший балл, – одобрительно покосился на него дед. – Быстро. Точно. И аккуратно.

Ливанов смущённо улыбнулся и небрежно тряхнул кудрями:

– Я могу теперь ехать?

– Конечно, можешь. А то я за эти две недели замучился тебя развлекать. Хорошо, этот колдун малолетний не через месяц явился.

– Так, стоп. Что значит, «замучились развлекать»? Вы хотите сказать, что всё, что я тут делал, было всё-таки никому не нужно?!

– Ну почему – никому? Тебе вот было приятно чувствовать себя полезным…

– Вы когда-нибудь перестанете надо мной издеваться, Викентий Сигизмундович?

– Я же любя, Паш, – Радзинский ткнул его кулаком в плечо. – И потом, ты такой… активный… Если тебя к делу не приставить, ты кого угодно со свету сживёшь. Отжиматься-то тебя теперь не заставишь.

Ливанов не мог удержаться от улыбки.

– Хорошо, что Вы так считаете… – пробормотал он, глядя себе под ноги, чем вызвал у деда приступ оглушительного хохота.

Уезжать на самом деле никуда не хотелось. Всё-таки Радзинского много не бывает. Жаль, что прошли те времена, когда он был никому ничего не должен и мог бесконечно пропадать в этом доме: целыми днями таскаться хвостиком за Викентием Сигизмундовичем, разинув рот, слушать колдовские речи Аверина и зачарованно наблюдать, как они вдвоём сплетают очередную захватывающую историю.

Ветер принёс такой головокружительный запах сирени, что оба невольно замолчали, вдыхая этот сказочный аромат.