– А я, значит, причём! – обозлился вдруг Роман. – Я не такой дурак, как этот ваш приятель!

– А, по-моему, ты идиот!!! Я ведь, кажется, запретил тебе даже думать об этом треклятом диске!!! – Руднев встал и с досадой швырнул через всю комнату подушку. Потом, кажется, сообразил, что не солидно как-то – подушками кидаться, и очень спокойно, таким леденящим душу голосом, от которого мороз по коже, сказал Роману, – Ты не в состоянии понять, о чём я тебе толкую? Тогда просто запомни: если я узнаю, что ты имеешь дело с кем-то ещё, кроме меня, убью, не задумываясь. В своей конторе тараканов разводить я не позволю. Так – доходчивей? Всё. В понедельник жду тебя вечером. И в последний раз предупреждаю: забудь об этой дурацкой штуковине или сильно пожалеешь. – Руднев снова схватился за сердце и поморщился.

– Простите, что я Вас… так… – непроизвольно вырвалось у Романа.

– А не надо извиняться, Рома. Я тебе всё равно при случае это припомню. Вот можешь даже не сомневаться. Поверь, тебе будет больнее…

Уже взявшись за ручку двери, он вдруг задумался и добавил, – Чтобы у тебя не возникало глупых вопросов, с какой стати ты должен считать себя обязанным выполнять мои требования, я тебе заранее отвечаю: попробуй – не выполни, и сам всё поймёшь. Ты пришёл ко мне, значит, ты уже выбрал. Я так это понял и доверил тебе слишком много, чтобы теперь позволить просто помахать мне ручкой. Назад дороги нет. Чао, мой мальчик! – Руднев послал ему воздушный поцелуй и аккуратно закрыл за собой дверь.

====== Глава 30. Сомнения ======

Ливанов с Радзинским всё ещё сидели на крыльце. Теперь на самом солнцепёке, потому что укрывавшая их тень переместилась, раскинувшись кружевной арабской вязью на раскалённой до ослепительной белизны дорожке перед домом.

– Ну что? – с тревогой спросил Ливанов, вытирая пот со лба, когда дед наконец-то встряхнул руками и опустил их на колени.

– Ничего, – Радзинский равнодушно пожал плечами. – Дядя Руди нас вычислил. Как говорится, явка провалена. Ну, почти...

– Вот гад! – не сдержался Павлуша.

Радзинский хмыкнул:

– А ты думал, он дурак?

Ливанов сорвал пробившийся рядом с крыльцом одуванчик и расстроено принялся его ощипывать.

– Я думал, всё получится.

– Так всё получится. Уверяю тебя. Против Бергера Андрюше не выстоять. Он уже знаешь, сколько времени упустил! Не зря он так растерялся.

– Руднев? Растерялся? – недоверчиво фыркнул Ливанов.

– А что? Считаешь, он такой весь из себя крутой… – развеселился Радзинский. – Так это он только с виду такой трезвомыслящий, а как слетит с катушек, так чисто дитя становится.

– Хотел бы я на это посмотреть...

– Я думаю, тебе скоро представится такая возможность.

Ливанов поднял голову и пытливо посмотрел на Радзинского – совсем как Шойфет полчаса назад глядел на него самого.

– Па-а-аш, – поразился дед и встряхнул Ливанова, обнимая его за плечи. – Немедленно выбрось эту чушь из головы! Шёлк не рвётся, булат не гнётся…

– Викентий Радзинский не сдаётся, – подхватил, приунывший было Павлуша, и усмехнулся – правда, как-то невесело.

– Вот-вот. Поверь мне: Руднев был на грани истерики. Я думал, что он сейчас проговорится. Слышал бы ты, какую пургу он гнал – Шойфету капитально мозги припорошило. Бедный парень, честно говоря, и раньше не слишком хорошо соображал, а теперь и вовсе, как после контузии!

– Нужно срочно вернуть Бергера. Без него риск слишком велик.

– Пинка ему хорошего, а не Бергера, – мрачно процедил дед. – Ну что ты зубы-то скалишь? Вот только скажи что-нибудь! – пригрозил раздосадованный Радзинский, нехотя встал и направился в дом. – Боже-Боже-Боже-Боже, какой любопытный персонаж! Надо будет вытянуть его непременно! М-м-м, надо за чёрную его и вытянуть…– бормотал он себе под нос. Тут он резко затормозил и с удивлением посмотрел на идущего за ним по пятам Ливанова. – Ты Князеву-то позвони, а то он весь испереживается. Скажи, что вынужден немедленно уехать по делам. На Иван Иваныча его спихни. – И он потопал наверх, оставив обеспокоенного Павлушу у подножия лестницы.

После ухода Руднева Роман упал на кровать лицом в подушку, и некоторое время лежал так, не шевелясь. Слабый запах лаванды от наволочки успокаивал, напоминал ему, что он дома, привязывал его, как якорь, к обыденной реальности, в которой нет злых и коварных магов, и ничего потустороннего, где он просто мальчик Рома – предмет неустанной заботы своей мамы. «Значит, так бывает. Значит, можно лишиться магии. Не важно, как. Но это возможно», – крутилось у него в голове. Всё-таки Рудневу удалось здорово его напугать. Стать обычным человеком Роман не хотел. Наоборот, всеми фибрами своей души он желал, чтобы сила его стала безграничной. Но этот рудневский приятель – он тоже этого хотел. Сначала. А потом вдруг не захотел ничего. Странно как-то. И страшно. Может, к лучшему, что ливановский телефон безвозвратно утрачен? До Романа только сейчас по-настоящему дошло, что именно сказал ему Радзинский: «Ты двигался в правильном направлении»… Так, может, Руднев прав? Может его умело и ненавязчиво направляют? Дёргают за ниточки и веселятся от души – кукловоды чёртовы! С другой стороны, всё – начиная со снов, и заканчивая обретением Ключа (о, Боже, это надо будет ещё осмыслить!) – не могло быть сплошной фальсификацией. Роман был абсолютно уверен, что Карта нашла бы его помимо всех этих обстоятельств. Он чувствовал свою связь с этой вещью, идущую из действительного, а не придуманного кем-то прошлого (если бы только получилось вспомнить!). А, значит, он всё равно проделал бы этот путь, независимо от того, одобряет это Радзинский или нет. Если случайно оказалось, что им по пути, ну что ж – такова судьба! А раз так, то на Руднева Роман обиделся. Не доверять ему?! Считать его настолько слабоумным, что серьёзно беспокоиться насчёт его экспериментов? Угрожать? Можно подумать, Роман не добровольно и не сознательно выбрал Руднева в качестве наставника!

Да, разумеется, между тем, чему учил его Андрей Константинович, и тем, к чему вела его Карта, было очевидное, заметное невооружённым глазом, противоречие. Но Роман был так уникально устроен, что его это нисколько не смущало. Он искренне верил, что можно отбросить всё «словесное», идейное и, как ему казалось – наносное и останется некая универсальная основа, метод, который позволит ему получить желаемое. В его мире не было добра и зла – только сила. А сила не может быть ни хорошей, ни плохой, но её все видят и все ей покоряются.