– Мама не разрешит, – неохотно протянул Кирилл. – Да и зачем?

– Как, зачем? Мамочка что ли тебе поможет, если ты ночью начнёшь рыдать от ужаса? Да она поседеет, когда увидит тебя в таком состоянии!

– Не преувеличивай, – нахмурился Бергер, но задумался. – А ты чем поможешь?

– Ну, во-первых, я не испугаюсь. Ко мне по ночам не невинные фантомы обычно приходят, а вполне реальные покойники, или что похуже, как ты изволил выразиться. А во-вторых, я с тобой церемониться не стану: за шиворот и головой под холодную воду. Ты у меня живо в норму придёшь!

– Заманчивая перспектива, – уныло протянул Кирилл. – Ладно. Где телефон?

Испытывать романово терпение Бергер начал практически сразу. Во-первых, он категорически запретил ему пить на ночь кофе. Любовно погладив обретённый на кухне пучок свежей мелиссы, который не так давно послужил Роману для украшения мороженного, он заявил, что не задержится в его доме ни секунды, если Роман посмеет отказаться от чая с этим чудесным по своим свойствам растением. Пришлось подчиниться.

Во-вторых, Бергер вытащил из Романовых тайников все бережно хранимые им от чужих глаз книги и небрежно свалил их на полу.

– Так. Это я посмотрю, – бормотал он, подвигая к себе внушительную стопку фолиантов. – Это я вообще бы сжёг, – он брезгливо ткнул пальцем в кучу книг, сгрудившуюся в отдалении. – А это можешь обратно убирать, – и он небрежно подтолкнул в сторону ошалевшего одноклассника неустойчиво-высокую «башню» из пыльных томов (и как она не рухнула?).

Роман и здесь сдержался и терпеливо принялся рассовывать книги по местам, периодически спотыкаясь о Бергера, устроившегося со своим чтением на ковре прямо посередине комнаты. Но он не смог скрыть своего недовольства, когда ближе к полуночи Бергер вдруг заявил, что не ляжет спать в соседней комнате, и Роману, который к тому времени уже усиленно зевал и с трудом держал открытыми слипающиеся глаза (чудеса! – неужели это мята так волшебно на него подействовала?), пришлось тащить из гостиной застревающее в дверях раскладное кресло-кровать, чертыхаясь, разбираться с этим чудом инженерной мысли, а потом ещё помогать Бергеру устилать постель, потому что в одиночку справиться с пододеяльником этот ботаник никак не мог!

Напоследок Кирилл совершил глубоко возмутившее его открытие: дескать, нет у Романа в доме ни одной иконы (кто бы мог подумать?!) и как он будет читать вечерние молитвы? Хорошо, хоть карманный молитвослов это привередливое недоразумение зачем-то всегда носило с собой, а то ведь и это стало бы заботой гостеприимного хозяина. Собрав в кулак остатки терпения, Роман нашёл энциклопедию живописи и ткнул Бергера носом в репродукцию занимавшей целый лист Богородичной иконы. После чего тот, наконец, успокоился и замолчал. Поколдовав над ней немного, (коммерческий характер издания, видите ли, исказил энергетику священного изображения), он установил энциклопедию на письменном столе Романа и, нетерпеливо махнув рукой, чтобы тот отвернулся, погрузился в чтение вечернего правила.

Роман, конечно, отвернулся к стенке и закрыл глаза, но он и затылком прекрасно видел, как безобразные сущности, наполнявшие его комнату, словно мячики отскакивали от Бергера, когда он отмахивался от них, как от надоедливых насекомых.

Когда Кирилл последний раз перекрестился и поднялся с колен, он вздрогнул и сдавленно вскрикнул, встретившись взглядом с Романом, который, приподнявшись на локте, с большим интересом разглядывал его в упор.

– С ума сошёл! Я думал, ты спишь давно. И я просил не таращиться на меня!

Не позволив сказать больше ни слова, Кирилл погасил свет, быстро скинул одежду и забрался в постель.

– Спокойной ночи, Шойфет, – сонно пробормотал он, зевая.

– Спокойной ночи, – ухмыльнулся в ответ Роман. – Приятных сновидений.

====== Глава 48. Все части пазла ======

Проснулся Роман оттого, что Бергер осторожно, но довольно настойчиво тряс его за плечо. Заметив, что он открыл глаза, Кирилл прижал палец к губам и потянул его за собой. Плохо соображая спросонья и не слишком хорошо ориентируясь в окружавших их сумерках, Роман позволил Бергеру вести себя, куда тому заблагорассудится. Сон окончательно слетел с него, когда они остановились перед знакомой массивной дверью и Бергер надавил на неё, заставляя распахнуться перед ними.

Диск, как и прежде, лежал на столике посередине. Только разглядеть его теперь было непросто, потому что сейчас здесь была ночь. Тысячью глаз с угольно-чёрного южного неба смотрели крупные, как алмазы, звёзды. Роману захотелось устроиться за телескопом, привычным жестом покрутить рычажки и забыть обо всём, созерцая эту красоту. Но тут он почувствовал, что продрог. Чёрт! Опять он босиком и в пижаме! Холодные каменные плиты, которыми был вымощен пол в башне, крайне навязчиво напомнили Роману об этом факте. К счастью Бергер как раз схватил его за рукав и потянул к винтовой лестнице, ведущей вниз.

В коридоре было темно и тихо. Если здесь и были люди, они явно спали. Нет, из-под одной двери всё-таки пробивается свет. Роман хотел открыть её, чтобы заглянуть внутрь, но Бергер остановил его, воздевая руки к потолку и делая большие глаза, словно был крайне поражён его глупостью. Он крепко схватил Романа за руку и через мгновенье они уже оказались внутри.

В камине горел огонь. В комнате никого не было. Точнее сначала Роману так показалось, но потом он заметил, что на высокой лестнице, прислонённой к уходящим под самый потолок книжным полкам, кто-то сидит, почти не шевелясь, как зачарованный над книгой, и только иногда коротко вздыхает, когда приходится переворачивать страницу. Уже знакомая паника волнами начала захлёстывать Романа. Хотя рядом с неизвестным стоял на полке фонарь, Роман никак не мог разглядеть не то что лицо, но даже его фигуру. Он опять обнаружил, что, непонятно почему, слёзы застилают ему глаза, и нездешняя тоска сдавливает сердце. Некоторое время Роман боролся с нахлынувшей на него болью, но вскоре всё вокруг расплылось, скрытое туманной завесой солёной влаги.