Зачем я вам это рассказываю? Ради того, чтобы каждый, стоящий напротив меня, знал, ради чего он сражается! Одним из важнейших принципов воспитания нашей – красной армии, является не оставление без наказания ни одного проступка. Репрессии должны следовать немедленно, карая всех тех, кто провинился. За каждые грех следует расплата! За каждое незнание – порука! Нарушение дисциплины, дезертирство, трусость, предательство – всё карается смертью. Ваш подвиг войдёт в историю, как подвиг в освобождение мирового пролетариата и достижение победы мировой социалистической революции!

На ветреной, пустынной площади перед солдатами своей армии выступал наркомвоенмор. Пронизывая серое, пепельное небо, моросил дождь в преддверии первой майской грозы. Над землёй, сотрясая человеческие души, гремел гром и выстрелы расстрелов провинившихся армейцев, сквозь которые эхом разносился пронзительный, дьявольский голос Троцкого. Этот голос нельзя было ни с чем перепутать и не с чем сравнить – для всех, кто хотя бы раз слышал его речи, его голос остался олицетворением грозы репрессий, но голос звонкий и душераздирающий.

На побелевшем, мокром от дождя лице при каждом восклицании возникал тёмный пурпурный румянец. Наркомвоенмор в моменты своих речей выглядел подобно живому мертвецу, снизошедшему из самой преисподнии. А сам оратор, с маниакальной живостью вглядываясь сквозь пенсне в мимику солдат, изучал их поведение и выражение лиц. Он уже тогда знал, кто из стоящих перед ним предаст, кто попытается сбежать, а кто будет биться, не щадя себя. Выпытывал эту правду верным оружием: не ножом, не маузером, а только голосом.

Коба наблюдал за ним издали. Немного было моментов, когда нарком по национальностям и нарком по военным делам пересекались, отчего у коллег сложилась некая ассоциация параллельных прямых. Троцкий был зависим от фронта, но главной задачей и целью на нынешний момент было воспитание сильной, непобедимой армии. А то, что осталось после Октябрьской революции, к справедливости ко Льву, сложно назвать боеспособной силой.

Когда Троцкий закончил речь, Коба вздохнул: ощущая всю неприязнь к наркомвоенмору, последний чувствовал к нему и циничное уважение – от этого противоречия было не по себе. Ненависть с уважением плохо сочетаются, и обычно не приходится ждать положительных итогов. Коба сам, слушая Льва, невольно загорелся, но зная то, что скрывается за пламенными словами пламенного революционера, нахмурился и продвинулся через солдат, приближаясь к Троцкому.

– Гениальная речь, Лев Давидович. Как долго ждать положительных результатов?

Троцкий обернулся и разочарованно посмотрел Кобу.

– А, это вы, Сталин. Ну что ж, спасибо. Разочаровываться не приходится, если изначально не очаровываешься. И командный состав, и краснофлотцы у нас всегда начеку. А практика карательных сил под председательством товарища Дзержинского приносит свои улучшения, – нарком военном сощурил глаза: да чтобы Сталин заговорил просто так – никогда. – Что угодно? Неужели просто хвалить пришли?

– Нет. Хвалить я тебя точно не стану, – отрезал Коба, аналогично сверкнув тигриным взглядом.

– А мы уже всё-таки на «ты»?.. – Троцкий снисходительно склонил голову и, демонстративно повернувшись спиной, направился к дороге.

– Знаешь, что происходит на Южном Урале?! – грузин повысил голос. Он ненавидел всякого рода высокомерие, а язвить взаимно Льву – не тот момент. – Восстал чехословацкий корпус. Взяты станции Иркутска и Златоуста. А день через день они возьмут и Челябинск.

– Так что ты от меня хочешь? Чтобы я ехал в Челябинск? – отозвался наркомвоенмор. – Я осведомлён – это моя обязанность, так скажи: как я лично могу на это повлиять?

– Однако, это случилось по лично твоей вине. Твоя телеграмма попала в руки чехословакам. Именно поэтому они подняли восстание, – Коба обогнал Льва, дабы видеть, как гордые глаза становятся растерянными. – Готов расстрелять каждого труса и дезертира, а сам? Своим непредусмотрительным поступком обрек красноармейцев на гибель. Я же обещал им свободу и содействие, мне это далось с огромными усилиями, а ты взял и всё разрушил. Как же это у тебя так получается? Революцию-то мы уже совершили…

– Совершили, – мрачно кивнул Троцкий. – Но только в одной стране. И эта страна должна стать хворостом для разжигания мирового костра революции для полного уничтожения капитализма.

– Сначала попытайся построить социализм в одной стране, а потом уже и о мире суди.

– Если ты такой умный, то езжай сам, – процедил сквозь зубы наркомвоенмор. – Я понимаю, отчего ты такой: сидишь в столице в своём наркомате. А вот если бы хоть раз побывал на фронте – прикусил бы язык. А что – это идея. Я устрою.