– Гордость не порок, – отстранённо пожал плечами Коба, абсолютно точно зная две вещи: то, что Климента нужно завербовать в друзья и то, что гордость – смертный грех.

– Гордым Бог противится, а смиренным даёт благодать, – возразил Ворошилов. – Не порок, товарищ Сталин, только бедность и лень. А от всего прочего дурного нужно избавляться. Феликс Эдмундович всегда говорил, что характер нужно воспитывать…

– А вы не находите Троцкого схожим с героем пьесы Островского Гордеем Торцовым? – уже более многозначительным тоном произнёс нарком по национальностям, чтобы Климентий окончательно всё понял.

– Нахожу, – кивнул он. – Хоть и не читал целиком-то, но отчего не найти? Само имя у него говорящее: не у Троцкого, у Торцова, а сам Лев Давидович чем лучше будет? Как ни посмотрю, ходит всегда один, как отрешённый и загадочным таким взглядом всех одолевает. Нет, смотрит он не по-нашему, не по-пролетарски, а гордо, цинично, всем видом говоря: «так знайте же, что я вас лучше и умней».

Брат с сестрой, слушая завязавшийся диалог, переглянулись между собой. Фёдор знал, каковы сильны и серьёзны разногласия между его другом и наркомвоенмором, и сразу понял, что Коба ищет людей для будущего сопротивления.

Сам Коба в задумчивости своей вовсе не слушал Ворошилова: грузин не рассуждал о гордости своего соперника и прекрасно знал, что уровню его личности такое позволено и что в самом честном мнении Троцкий действительно был одним из самых умных большевиков. Дураков не посвящают в тайные сообщества.

Нет, Кобе было намного интересней знать уязвимые места – куда нужно было наносить удары. Джугашвили считал, что сама гордость является огромным недостатком у человека и от этого он делается бедным и одиноким, и уязвить человека с тщеславием было гораздо проще любого другого.

Ворошилов же, не понимая настоящей истины в беседе, продолжал перечислять отрицательные стороны личности Троцкого. Он понял лишь то, что «товарищ Сталин не любит председателя ВРК, а почему бы мне не изобличить его в негативном свете, дабы стать ближе к наркому по национальностям?». Но Кобе так было даже лучше – пускай недопонимает.

И действительно: на счастье Ворошилова, тот скоро очень сблизился с наркомом по национальностям: им предстояло вместе работать: решать проблему с доставкой продовольствия в Москву и чистить ряды красноармейцев. Как-то утром солдаты, найдя в подвале одного полуразорённого дома вино двадцатилетней выдержки, напились и с пьяным визгом преследовали кур, кошек и женщин. Веселье длилось недолго. Коба, узнав о мародёрстве и хулиганствах, приказал наказать красноармейцев.

– Они же неумышленно, Коба, – настаивал Ворошилов, понимая, что солдат в полку слишком мало. Однако тот знал, что хуже деморализованных разгильдяев и пьяниц в армии ничего нет. И как бы Коба не не любил наркомвоенмора, понимал, что смерть – единственное спасение.

– Расстрелять, – он вынес свой вердикт, закуривая трубку. Ворошилов беспомощно вздохнул. К этой короткой фразе ему предстояло привыкнуть.

Красноармейцев тем же днём ликвидировал отряд местного ЧК.

Май. 2017 г. Санкт-Петербург. РФ.

– И сколько примерно Коба пробыл в Царицыне? – Орлов старался не выражать удивления: он до углубления в историю прекрасно знал, какие по жестокости репрессии проводил Сталин. Страшнее ему от этого не было ещё по той причине, что, оказывается, он расстреливал не просто так, а только сильно провинившихся.

– Лето пробыл точно. И версий на тот счёт много и все они противоречивы, но что я знаю точно – Коба занимался не только расстрелами. Он бил Троцкого по его людям в Царицыне.

– Бил? Вместе с этим... как его... Климом? Ворошилова я знаю, в детстве как-то по телеку шёл фильм “Ворошиловский стрелок”.

– Фильм не видела, а вот, что Ворошилова знаешь – молодец.

– Только как мне знание Ворошилова поможет выяснить местонахождение политопа? – между прочим проронил Орлов. – Не обижайся, но раз тогда симплекс был у Троцкого, может, тогда будем рассматривать его, а не Сталина? Сталин – да, громкое имя, но Троцкий важнее. Вдруг тем летом он невдомёк занялся наукой да и создал политоп?

Виктория, слушая предположения собеседника едва не расхохоталась, но сдержала себя, и ответила с туманным придыханием:

– Троцкий – иллюминат. Ему ничего создавать не надо было. Лишь теорию перманентной революции. Он совершил революцию только в политике, а не в науке. Предположительно, что в то время, “Сердце революции” был обыкновенной безделушкой без всяких примочек. Не развились пока в РСФСР технологии до подобного уровня. А о Сталине я тебе до поры до времени запрещаю рассуждать. Мал ещё.

– Семнадцать лет!.. – воскликнул Миша.

– Не в плане возраста, а в плане знаний.

– Если хочешь знать, что в первом полугодии одиннадцатого класса мы прошли двадцатый век, представь себе. И про революцию 1905 года я знаю, и про Русско-Японскую войну...