Мрак и пустота. Внутри и вокруг. Призрак бродит по Европе... Он видел огромные города, пронзённые стрелой капитала, оживлённые перекрёстки дорог и судеб, а неупокоенная душа вынуждена безмолвно выть, шляясь по распутью междумирья. Закопан заживо, похоронен дышащий, невинно убиенный фантом революции, который некогда проповедовал, что нет существования после смерти. А теперь – самолично испытывал эту горькую истину на собственной гибели. Коммунизм вот уже как двадцать шесть лет был официально мёртв.

Родился он ещё во времена Платона и Аристотеля. Но был лишь младенцем, а позже стал утопией.

В те далёкие мгновения он впервые увидел Монархию. Она была высока, грациозна, стройна и красива, но за красотой внешней скрывалась коварная, уничтожающая, амбивалентная истина. Монархия была очень противоречива – никому в мире не удавалось проникнуть в её душу, покорить её сердце. Фантома вечной, абсолютной власти боялись как огня и почитали, как Бога. Златокудрая, синеглазая дива с голубой кровью требовала беспрекословного подчинения и уважения к своей персоне, не терпела фамильярности, отличалось придирчивыми нравами, высокомерностью и крайней степенью эгоизма – полная противоположность Коммунизму. И возненавидели они друг друга с первого взгляда…

Основной датой его рассвета принято считать 1848 год благодаря двум милым человечкам. А двадцатый век – совершенный культ почитания. И век его смерти…

Коммунизм, блуждая по туманным переулкам, едва освещённых тусклым светом фонарей, с горькой иронией осознал, что он как Бог: большинство отказывается верить в его существование, а для прочих он так и останется беззаветной, фанатичной мечтой. Задыхаться от собственного смеха, переполненного дьявольского сарказма, и бродить по несчастным площадям захолустного Парижа – что ещё остаётся ему? Чёрт его раздери, а ведь он действительно чувствует себя Богом! Только не единственным – всякий эгоизм был чужд Коммунизму, а самым крайним, посторонним и двуликим. Левым, как говорят в народе.

Богиня свободы и лжи Демократия, да, в представлении фантома Демократия была именно женского пола, а если полно открывать всю правду – фетишист. И как у этого извращенца хватило смелости и мощи намертво вонзить клинок в его спину? Нет, иначе бы то не была «милашка» Демократия. Прежде та Коммунизм отравила, а затем пырнула ножом, переложив на него все свои грехи и злоключения.

За паршивкой стояла Монархия. Она, неистово ненавидевшая Коммунизм, не могла допустить кровопролития собственными руками – ей было противно пачкать свои белые перчатки и свою «чистейшую» репутацию. Кого же, как не извращенку-проститутку напустить на изгоя-утопию?

Монархия, отстраненно присутствовала на похоронах, наблюдая за скромной, практически ничтожной панихидой и от жуткой гордости своей бросила на могильную плиту две бардовые розы.

Она чувствовала, что умирает – торжество живёт не дольше, чем благородство. Верховные Боги избрали Демократию новым эталоном и скоро двуличная извращенка, имеющая множество имен, такие как Либерализм и Консенсус, доберётся до истлевающей Монархии. Свет тускнел в её прекрасных голубых очах, и больше всего на свете она желала знать… знать…

Социализму терпение было чуждо, но каждый изгой и злодей обязан был уметь ждать. Он занял именно ту, выжидательную позицию. С интересом и злобной иронией наблюдал из нашего мира за постаревшей Монархией и думал, как же она опустила себя – и она попалась в его “коварные” сети. Монархия испытывала к нему истязающее чувство, которое всё больше и чаще вызывала насаждающие мысли о нём. Это было, словно наваждение, абсолютный фанатизм. Коммунизму было от этого только смешнее: теперь же нездоровая любовь Монархии к антагонисту вызывала лишь отвращение. Никто не был коварнее Социализма, никто не был его хитрее, и при всём при этом ему удавалось оставаться филантропом и просто идеальным предметом обожания для многих и многих поколений. Все кинозлодеи современности могли бы ему позавидовать!

Призрак бродит по Европе – призрак Коммунизма. О, как неприятно будучи ещё живым осознавать себя мертвецом. И колени не прогибаются от бесконечных дождей и ветров, словно на Земле более не было других цветов и другой погоды. Остановившись на Большом Каменном мосту, он упаднечиски бросил взгляд на гладь реки. Чёрная, смолянистая поверхность затягивала его отражение на дно, обволакивая и топя утопию в волнах: бледнолицего брюнета с прозрачно-зелёными, как у кошки глазами. Он поднял взгляд и ровно перед собой узрел свою смерть, своё кладбище – собственную могилу, вокруг которой кирпичной стеной возвышалась крепость алого замка.

Быть похороненным у стен Кремля – великая честь, но, увы, призрак и по сей день остаётся для всех трижды проклятым и четырежды благословенным.

Выжидательная позиция по плану подходит к своему логическому завершению – настало время воскреснуть. Летаргический сон же не может продлиться вечность, а при всём том, что узрел Коммунизм на своём пути, обязан был закончиться. Необходимость в смерти утрачена, Коммунизм ухмыльнулся – ведь многие антагонисты так делают: якобы умирают в первой части, чтобы вернуться во втором акте. И у него антракт окончен! Поднимите занавес, маэстро!