Шрифт:
***
Ремонт занял около трех недель. Люк распорядился, чтобы По очистил нижние отделения и все технические детали, начиная с основных и заканчивая самыми незначительными. Эта работа была достаточно тяжелой и муторной. Благодаря герметичным заглушками, установленным у каждого внешнего люка, верхние отсеки «Сабли» — ее жилая часть — вода практически не коснулась. Зато внизу, в механическом отсеке попросту не находилось места, не затронутого тиной, плесенью и запахом гнили, который расходился отсюда и дальше, по всему кораблю.
Пока его молодой приятель занимался удалением грязи и мусора, Люк чинил двигатели. Он оказался прав, оба они — как основной, так и резервный — под воздействием песка и соленой воды абсолютно утратили работоспособность. Равно как и генератор гипердрайва. Чтобы починить эти важнейшие системы, Люк принял решение выпотрошить «Х-винг» и взять оттуда недостающие части. Далее помогли смекалка и паяльник, который, по счастью, отыскалась на борту «Сабли». Хвала Силе, Скайуокер когда-то сам собрал этот корабль, и до сих пор мог устранить в нем практически любую неисправность едва ли не с закрытыми глазами.
Каждый день с утра до ночи они с По копошились в механическом отсеке, за работой смеясь и подкалывая друг друга. И прерывались разве что для еды и сна, да еще когда Люк должен был медитировать.
Именно тогда он тайно говорил с Рей, и каждый день все больше озабоченно хмурился, отмечая, что ему все тяжелее слышать и чувствовать ее. Тьма потихоньку окутывала девушку и укрывала ее от его мысленного взора.
По, далекий от медитации и прочих джедайских дел, в это же время занимался тем, что связывался с друзьями на Эспирионе. Несмотря на очевидную твердость своего решения, Скайуокер настрого запретил Дэмерону раньше времени сообщать Лее или еще кому бы то ни было из Сопротивления о том, что он намерен вернуться. Поэтому По вынужден был придумывать самые немыслимые и нелепые отговорки, почему он еще не покинул Ач-То, лишь бы товарищи не беспокоились о нем.
О горькой судьбе «Тысячелетнего сокола» и о пленении его пилотов, как о наиболее вероятном развитии событий коммандер отчитался генералу в тот же день (о гибели Чубакки, впрочем, он решил сказать позднее; такие новости полагается сообщать при личной встрече). Так что выходила явная неувязка.
Чтобы как-то выкрутиться, Дэмерон то говорил, будто он ищет что-нибудь, указывающее на судьбу Скайуокера, и, кажется, сумел напасть на след, то сообщал о какой-нибудь поломке в «Х-винге», которую необходимо устранить, иначе улететь не получится. Иной раз он буквально на ходу сочинял очередную небылицу, и при этом так застенчиво и хитро улыбался, предвкушая невероятную радость генерала, которая уже скоро сможет воссоединиться с братом, что если бы та видела его вживую, она без труда догадалась бы, что По скрывает от нее нечто важное. Впрочем, он и без того всякий раз опасался, как бы Лея ничего не заподозрила; она — не из тех, кого легко обмануть.
Частично от товарищей, частично через новости в голонете По узнал о блокаде Внешнего кольца и о битве при Набу, в которой Сопротивление потеряло без малого две эскадрильи, не говоря уж о пострадавшем крейсере мон-каламари.
Эти события имели немалое значение для коммандера Дэмерона. Во-первых, «Эхо надежды» занимало важное место в воспоминаниях молодого пилота и в его карьере. Во-вторых, По не так давно успел свести знакомство с капитаном Терексом, и теперь имел исчерпывающее представление о гнилой натуре этого человека. Терекс в прошлом был обыкновенным штурмовиком, а по личному убеждению По (которого данный пример отнюдь не поколебал), нет на свете людей опаснее, чем те, что поднялись из самых низов, в одночасье дорвавшись до власти. Среди таких вот людей чаще всего и попадаются те, кто способен пройтись по головам, нисколько не испытав угрызений совести. Поэтому Дэмерон особенно сочувствовал жителям Набу, которым довелось угодить в ловушку, расставленную этим скользким типом.
Что касается положения дел на Эспирионе — покушения на генерала, отъезда Иматта и прочего, — об этом Лея умолчала, не желая попусту беспокоить своего молодого друга. Во всяком случае, она осталась жива — а это самое важное. Кроме того известно, что Органа не желала предавать это происшествие излишней огласке (которую оно, впрочем, все-таки получило).
К концу второй недели работ, когда неприятный запах несколько выветрился, Скайуокер и Дэмерон совсем перебрались на борт «Сабли». Это было хорошо уже тем, что им отныне не приходилось ночевать на голой земле, закутавшись в спальные мешки, и каждый вечер разводить костер, чтобы не околеть. Теперь они оба жили во вполне сносной, можно сказать, домашней обстановке, отчего молодой пилот по первому времени испытывал огромный восторг. За две недели, проведенные на Ач-То, он настолько свыкся с суровыми условиями, что начал думать о былом комфорте как о невиданном благе.
Однажды, разбирая грузовой отсек, где Люк в прежние времена держал горы всякой всячины, начиная с запасных деталей и заканчивая спальными мешками и клубком дополнительных буксировочных тросов, Дэмерон натолкнулся на небольшой тугой сверток. Он искал набор магнитных отверток, которые обычно и хранились в таких продолговатых пластиковых футлярах. Но здесь обнаружилось нечто совсем иное — это было настоящее сокровище, затесавшееся по каким-то причинам среди хлама. Картина, написанная акварелью, полная изумительно сочных тонов.
На полотне была изображена молодая женщина с прекрасными бархатными глазами и высокой прической, из которой выбивались несколько вьющихся локонов кремово-русого оттенка. Генерал Органа — По тотчас узнал ее — глядела, улыбаясь, на темноволосого мальчика лет пяти-шести, который сидел у нее на коленях. Он был одет в строгую голубую рубашку и темно-синий жилет с высоким воротом. Забавное, полное веснушек лицо ребенка тоже озаряла задорная и немного мечтательная улыбка, которой недоставало одного или двух зубов.