— Начинайте.

С меня сняли наручники и повели к врытому в землю столбику с прикреплёнными к нему наручниками. Приковав меня к нему, приволокли верёвку, другой конец которой заканчивался на ногах моего брата. Я схватила его покрепче, и в это мгновение последовала команда главного: «Отпускай!» Шнур натянулся, и Артен повис вниз головой над колодцем. Я несколько раз обернула верёвку вокруг лапы, но все равно понимала, что долго не выдержу…

Тардиф рисовал. Все подходили к нему, любовались, хвалили своего главаря. Я стояла, обливаясь потом под жарким солнцем, совершенно голая, прикованная к столбу. За четыре часа верёвка глубоко впилась в лапу и, казалось, уже срослась с ней.

— Расслабьте её, мужики. Видите, как она напряглась? — толпа гиен мерзко загоготала. Один из них взял небольшую палку и направился ко мне. Я тогда не могла его видеть: всё моё сознание было сосредоточено на том, чтобы не дать Артену погибнуть, и я даже не заметила, как гиен подошёл сзади, задрал мне хвост и с размаху воткнул сук в задницу. Дрожь пробрала всё моё тело. Я резко выдохнула.

— О, мужики, ей нравится! Давай, Грен, сделай ей хорошо, пусть порадуется перед смертью своего братца!

Грен взял торчавшую из зада палку и потянул наверх. Это было вовсе не приятно, это было ужасно больно. Я закричала, но гиен это только возбуждало. Братья не смотрели на всё это — они стыдливо опустили взгляды. Из глаз брызнули слёзы, и я заплакала. Под хвостом творилось что-то ужасное, хотелось вырваться из оков и убежать, спрыгнуть с этого кола, на который меня посадили ради забавы…

Через два часа всё кончилось. Артен посмотрел на меня налитыми кровью глазами и тихо кивнул. С лапы капала кровь, верёвка стала мокрой от пота и скользила по лапе. Шесть часов я держала своего старшего брата, терпя пытки и унижения со стороны гиен, но я уже понимала, что тело больше не выдержит…

Артен молча улетел вниз головой в бездну колодца. Мне казалось, что верёвка выскальзывает из лап целую вечность… я хотела снова ухватиться за неё, но жизнь моего брата выскользнула у меня из лап…

Раздался всплеск воды, и оставшиеся братья подняли на меня глаза. Они не винили меня. Они знали, что я продержалась столько, сколько могла.

Один год, три месяца и 30 дней назад…

Не помню, чем меня кормили, но содержимое компостной ямы смотрелось бы аппетитнее по сравнению с тем, что мне кидали в камеру. Наручники и кандалы впивались в кожу холодящими железками. В камере не было ни единого окна, там не было вообще ничего. Просто каменный мешок с дверью.

За мной пришли двое. Повели к парапету, на который уже заводили пятерых лисов. Меня привели к рычагу и начали привязывать к нему мою лапу.

— Что вы делаете? — я не на шутку испугалась.

— Мы? — гиен, который привязывал меня, рассмеялся и ущипнул за ягодицу. — Мы ничего не делаем, крошка, — просто развлекаемся! А вот о том, что сделаешь ты, даже страшно подумать, — гиен усмехнулся.

— Флёр? — кто-то тихо обратился ко мне с парапета.

Я подняла глаза на пятерых братьев.

— Они всё равно убьют нас. Нам уже не выбраться отсюда, но ты должна это сделать. Мы верим в тебя, сестрица…

Они улыбались. Стоя на парапете с петлёй на шее, окружённые врагами. Они все улыбались и смотрели на меня. Лапа, привязанная к рычагу, тряслась, но я сохраняла в себе силы удерживать рычаг. За спиной Тардиф развернул толстый хлыст.

— Убей их.

— Никогда!

На мою спину обрушился страшный удар, продиравший кожу чуть ли не до костей. Я увидела капельки своей крови, которые разлетелись при ударе. Братья дёрнулись, словно ощутив мою боль. Из моих глаз потекли слёзы, но я удержалась на ногах.

— Убивай.

Снова удар, ещё сильнее предыдущего. Красная полоса разодранной плоти легла через ягодицы, но я всё равно стояла на лапах, не смея отобрать жизни своих братьев. Они кричали мне, чтобы я отпустила, но я не смела этого сделать. На моей спине появился пятьдесят четвёртый шрам, братья уже не могли этого видеть. Спина стала похожа на кусок кровавого мяса, перемешанного с рыжей шерстью. Тардиф бил нещадно, после каждого удара приказывая мне дёрнуть рычаг, — я не подчинялась.

Но на пятьдесят четвёртом мои лапы не выдержали и подкосились. Я не сходила с места пятьдесят четыре удара, но я позволила себе упасть на колени…

В тот день я пролила море слёз. Потом ещё три дня меня держали скованной, без еды и воды на холодном на полу во мраке камеры. Я убила своих собственных братьев…

Один год, три месяца, 27 дней назад…

В тот день на мне появился ошейник. Я даже не помню, как это произошло, просто однажды меня разбудило покалывание в шее. Я быстро проснулась и обнаружила себя на шикарном и очень толстом ковре рядом с огромной кроватью. Лапы по-прежнему были скованы, а ощущение покалывания не проходило. Я шевельнула головой и почувствовала прикосновение к шее холодного металла. Следующим ощущением был укол. Ошейник колол в шею коротким, но острым шипом. Я повернулась на другой бок и поняла, что шип был не один. С ужасом до моего сознания начинало доходить, что на меня надет ошейник — символ рабства. Забыв, что мои лапы скованы, я потянулась, чтобы стащить его, но, ещё даже не дотянувшись до него, поняла, что это невозможно. Отчаяние ударило в голову и заполнило меня от хвоста до кончиков ушей. Я каталась по полу, плакала, не замечая ухмылявшегося Тардифа, который как раз вошёл в камеру. Когда плакать уже не было сил, гиен пнул меня под бок и поставил на четвереньки. Быстро высвободив из толстого шерстяного покрова свой член, он гордо продемонстрировал его мне и заявил, что сейчас поимеет меня в попку. Для того чтобы я не мешала ему своим криком, он натянул на меня тугой намордник, а сам пристроился сзади. Когда его толстый, но ещё вялый член вошёл в отверстие под хвостом, я вздрогнула всем телом и попыталась было сопротивляться, но Тардиф ударил меня чем-то по всё ещё болевшей после ужасной пытки спине и продолжил своё грязное дело. Постепенно его орган крепчал, а мне становилось всё больнее и больнее от каждого движения. Ни о каких приятных ощущениях речи быть не могло, но мой насильник явно получал удовольствие. Когда он наконец кончил, то сначала нежно погладил, а потом грубо и сильно ударил меня по ягодице. На моих глазах выступали слёзы, тесный намордник давил на пасть. Из ануса капали вязкие капли спермы, разодранная спина снова начала кровоточить. До этого я была девственницей, и хотя так ею пока и осталась, но я никогда не представляла себе, что свой первый половой акт будет для меня ужасной пыткой…