Лисица лежала на измятой постели, вяло дёргая лапами в наручниках. Она всё ещё спала, а Арен, сложив лапы на коленях, сидел напротив и грустно смотрел на лисицу. По его покрасневшим глазам и вздрагивавшему хвосту было понятно, что он не спал всю ночь. Он тихонечко поманил меня.

— Трудно назвать это сном… похоже, всю ночь ей снится кошмар.

Флёр перевернулась на другой бок, обнажив спину.

— Смотри, шрамов не видно. А ведь если её били плёткой, то должны были остаться следы…

Арен тихонько наклонился к её спине и раздвинул шерсть. Через минуту он молча повернулся ко мне и протянул то, что выглядело как кусок шкуры. Мы посмотрели на кусок ткани с рыжей шерстью, а потом взглянули на спину лисицы.

В том месте, где лис оторвал накладную шерсть, виднелось буро-красное месиво. На этом месте сошлись не меньше десяти ударов — остальные, более мелкие шрамы закрывала густая шерсть лисицы. Арен дрожал, сжимая в лапе клок шерсти, не зная, что с ним делать, а его глаза наполнялись слезами…

Наконец Флёр начала просыпаться. Кошмар потихоньку отпускал её, но, почувствовав наручники, лисица сразу вскочила с кровати.

— Что за… — она подняла лапы к глазам.

— Просто мера предосторожности, — Арен сглотнул. — Ради твоего же блага.

Лис подошёл к ней и отдал изумлённой лисице её шерсть. Я расстегнул её наручники.

— Значит, вы видели? — Флёр облизнула внутреннюю поверхность накладки и вручила её Арену. — Приделай обратно.

Как только ткань коснулась больного участка на спине лисицы, она тихо зашипела от боли.

— Видели, — Арен аккуратно и старательно выравнивал шерсть так, чтобы ничего не было заметно. — Я помогу тебе.

— Я тоже.

— Как, мальчики? Что вы можете сделать?

— Я могу залечить все твои шрамы. Только поиграю, и всё сразу пройдёт… — лис уже начал доставать артефакт, но Флёр остановила его:

— Нет! Эти шрамы я берегу как наказание за то, что я сделала со своими братьями.

— Но ты же не можешь терпеть эту боль вечно?

— Могу. Мне ещё терпеть ошейник. Кстати, мне это уже порядком надоело. Дайте мне мою сумку со стрелами…

Я сбегал на палубу и принёс сумку. Порывшись в ней, она извлекла из неё тонкий стальной ошейник и, пока я с чисто воровскими намерениями исследовал её сумку, надела его под большой. Ничего особенного в ней не нашлось, всего лишь несколько связок стрел разного типа для её арбалетов. Они различались по длине и весу, но одна связка заинтересовала меня больше всего. Шесть стрел имели наконечники из тонкого стекла в форме колбы. Посередине каждая колба была разделена перегородкой, а в образованных ею двух резервуарах переливались странные фосфоресцирующие жидкости.

Флёр погрозила мне пальцем:

— Осторожнее с этим!

— Что это?

— Огонь и лёд. Три стрелы огненных, три ледяных.

— Это как?

Лисица осторожно взяла одну стрелу и посмотрела на неё:

— Как — не знаю. Это знают наши алхимики. Я знаю только, что, когда ледяная стрела во что-то врезается, эти две жидкости смешиваются и всё вокруг замораживается так, что плоть леденеет и становится настолько хрупкой, что её можно разломить лапами. А огненная стрела либо загорается, либо взрывается так, что даже эту яхту разнесёт в щепки.

Я аккуратно положил стрелы обратно.

Ещё я заметил внутри перчатки какой-то сложной конструкции, сделанные из железа. Что это такое, я не стал спрашивать.

Мы подняли якорь и отправились в путь. Весь этот день прошёл совершенно неприметно; мы менялись у штурвала, Флёр приготовила нам еды, а я ещё раз осмотрел яхту на предмет наличия того, что может нам пригодиться.

В процессе осмотра было найдено удивительно много вещей. Среди них оказался огромный буковый лук с колчаном стрел, два меча, небольшой запас орешков и сухарей, мешок угля для парового двигателя, несколько ламп, ещё одна пара наручников, запасная женская одежда и огромный пиратский флаг. Последняя находка поразила меня больше всего, ведь всю нашу совместную жизнь Эмерлина клялась, что разорвала последние связи со своим прошлым.

За всеми этими занятиями, ленивыми разговорами и мелкими хлопотами незаметно пролетел очередной жаркий солнечный день посреди моря. Арен с Флёр постоянно о чём-то говорили, а один раз лисица внимательно на меня взглянула и печально пошевелила ушками. Постепенно холодок недоверия между всеми нами таял, превращаясь в дружеские отношения. Но самым главным было то, что это скрашивало мучительно медленно тянувшееся время, и я был рад этому, потому что стал ещё на один день ближе к своей любимой…