— Значит, — я подтолкнул Карла, — мои дети теперь будут воинами?

— Ага! Мы теперь будем бить всех! — лисёнок соскочил с коленки и начал неумело показывать устрашающие жесты, похожие на выпад мечом.

— Ну-ну! Ты так всех порубишь! — я успокоил сына. — И чем же вы учитесь пользоваться?

— Карл — мечом, а я хочу верёвкой, как мама! — ответила Лима, не дав сказать брату.

Эмерлина расхохоталась и взяла дочку в лапы, подняв над собой.

— Ты моя доченька… — сказала она.

— Я люблю тебя, мама… — немного смущённо ответила Лима, и моя жена по-доброму рассмеялась.

Потом дети нам рассказывали про клан. Получается, что Флёр была права: с нашими детьми действительно обращались как с почётными гостями. На время, пока они были в клане, за ними присматривала Альба. Из их рассказов, я вдруг подумал, что это жена Чака, а значит, мать Флёр. Судя по описаниям моих детей, под которое подходила половина лисиц этого клана, именно она заходила к нам домой и застала меня в столь неудачном виде. Когда детям надоело сидеть, что случилось достаточно скоро, они повели нас на экскурсию по клану. Они показывали и рассказывали про всевозможные площадки, места, где они падали, и про дома своих друзей. Друзей у них тоже было немало. Экскурсия, подошедшая к центральному дому, перетекла в обед, сделанный гостеприимной Альбой, которая действительно оказалась женой главы клана. Заботилась о наших детях она с искренней материнской заботой, с которой наверно заботилась о своих. Отобедав в центральном зале, наши дети заявили, что пойдут гулять, и куда-то убежали, а мы с Эмерлиной продолжили экскурсию. Сделав два круга по немалой территории, мы изредка здоровались, некоторые узнавали во мне великого вора, некоторые просто недоверчиво поглядывали, но в целом отношение к нам было вполне дружелюбным. В начале третьего круга, когда уже начинало смеркаться и солнце готовилось сесть за горизонт, я обратил внимание на большое стрельбище, где появился одинокий стрелок. Подойдя поближе, я узнал лисицу в эльфийском костюме. Выпустив локоть Эмерлины, я попросил её пойти домой и позаботиться о детях.

— А ты вернёшься? — недоверчиво и слегка обеспокоенно спросила моя жена.

— Конечно же. Куда я денусь? Эту ночь мы проведём вместе, обещаю.

Эмерлина покосилась в сторону Флёр.

— Только не вставай на линии огня. Она же тебя нашпигует стрелами и скажет, что так и было, — Эмерлина поцеловала меня в нос, развернулась и, виляя бёдрами и хвостом, удалилась. Я направился к стрельбищу, внимательно следя за движениями лисицы. Тренировка проходила очень активно: она успела перепробовать почти все позиции, из которых можно стрелять, даже из-за спины, и всегда цели оставались поражёнными. Зарядив арбалеты, она обернулась и выстрелила десять раз с двух арбалетов. Пять целей в тридцати шагах от неё повалились на землю — в каждой было по две стрелы. Легонько покачнув головой, лисица стала готовить стрелы к перезарядке. Я тихо подошёл к ней:

— Тренируешься?

— Готовлюсь.

— К чему?

— Это не твои заботы, Ренар.

— Хочешь вспомнить прошлое наёмной убийцы?

— Нет, — она перезарядила арбалеты и снова стала стрелять.

— А что же тогда?

— Есть две проблемы. И одна из них носит белый плащ.

— Неужели ты думаешь, что снова найдёшь его?

— Он сам найдётся.

— Он не найдётся, он найдёт тебя.

— И я убью его, — твёрдо сказала лисица, и чучело из сена повалилось на землю от тяжести воткнутых в него стрел.

Я усмехнулся:

— Ты врёшь сама себе. Ты не убьёшь его.

— Точно. Я буду пытать его, пока он не сдохнет.

— И пытать ты его не будешь.

— Почему ты так решил?

— Ты недостаточно жестокая, — брякнул я.

Глаза лисицы округлились, а последняя стрела улетела в земляную насыпь за мишенями:

— По-твоему, я жестокая?

Я промолчал.

— А был ли добр ко мне этот мир?

— Не всегда, я думаю.

— Так зачем ты говоришь мне о жестокости, когда я всего лишь существую?

— Так не живут, Флёр.

— Ты не понял, Ренар. Я не живу, — она оторвала взгляд от мишеней и ткнула арбалетом в ошейник. — Я не жива. Я уже мертва, всего лишь тело, которое борется за своё существование.

— Флёр, зачем ты так го…

— Зачем Тардиф надел на меня ошейник? — она пристально посмотрела мне в глаза.

— Не знаю, это…

— А я знаю. Он хотел убить меня, но оставить для своих утех. Мне нельзя было жить дальше, мне надо было умереть ещё там, на полу, в кромешной тьме, в кандалах и этом ошейнике. Но меня спасли. Пошли наперекор судьбе. А сейчас я расплачиваюсь за глупость своих спасителей, которые не прикончили меня на месте!

— Они хотели тебе только добра, Флёр! — я почувствовал, что разговор переходит в спор на повышенных тонах. — Это твой отец, пожалей хоть его! У тебя есть дети?

— Нет, Ренар. Их не было до ошейника, а после всего, что со мной сделали, я не могу иметь детей.

— Значит, ты… — я обомлел.

— Да, Ренар. То ли просто так сделали специально, то ли просто организм не выдержал, но у меня никогда не будет лисят, как у тебя и Эмерлины, — она снова подняла лапы и продолжила стрельбу.

— Но у тебя же… — я хотел подбодрить её, но она снова перебила меня:

— У меня не осталось ничего, Ренар. Ни любви. Ни надежды. Ни даже простой жизни. Только борьба за своё существование.

— Ты не права. Есть кто-то, кто может дать тебе любовь и…

— И я убью его.

— Что за тупое упрямство, Флёр? Я знаю, что ты не убьёшь его!

— Я убью. Я сделаю это.

— Ты не сможешь.

— Это не сложно. Достаточно просто нажать курок — и предателя больше не будет, — для демонстрации своих способностей она снова поразила несколько мишеней.