– Спасибо, - едва слышно сказала она.

Неб-Амон прикрыл глаза, досадуя на ее чувствительность и на самого себя, что послушал эту просьбу; потом посмотрел на рабочих и подозвал одного – художника.

– Вот это рисунки для твоего дома, с которых будут сняты копии и перенесены на стены, - сказал он жене, чуть улыбаясь. Ка-Нейт, все еще бледная, взглянула на папирус и тоже улыбнулась.

– Чудно, - сказала она.

Это были ее собственные изображения.

Юная женщина в белом, голубом, желтом платьях, обрисовывавших ее хрупкую прелесть; гладкие черные волосы ниспадали на плечи – то распущенные, то заплетенные в косы, украшенные цветками лотоса и подвесками. Удлиненный краской глаз смотрел прямо, хотя лицо было изображено в профиль – всегда только в профиль, тонкий и благородный.

Как будто художник рисовал, глядя на Ка-Нейт, хотя она никогда с ним не встречалась.

– Изумительное сходство, - взволнованно сказала молодая женщина, взглянув на мастера. – Как это сделано? Ведь я никогда не встречалась с тобой…

Мастер поклонился.

– Госпожа напоминает своим ликом священные изображения – каноны. Прошу простить меня, - он взглянул на верховного жреца, но тот и не думал сердиться.

– Да, это так, - подтвердил Неб-Амон. – Моя супруга – прекраснейшая из прекрасных, и это истина.

– Я видел госпожу, - прибавил художник. – Несколько раз, но этого было достаточно, чтобы ее красота запечатлелась в моем сердце…

Неб-Амон чуть нахмурился, хотя по-прежнему улыбался.

– Хочешь ли ты теперь взглянуть на мою гробницу? – спросил он жену.

Она кивнула.

Он знал, что о чем бы он ни попросил, она бы не отказала. Покачал головой и, взяв Ка-Нейт за руку, повел ее за собой.

Они спустились по другой каменной лестнице, в темноту другого склепа. Бедняжка Ка-Нейт вздрагивала от холода и страха, но не смела ничего говорить. За ними спустился слуга с факелом – в подземельях факелы были нужны даже ярким днем.

– Смотри, - с улыбкой сказал Неб-Амон, показывая на стены. – Свети лучше! – резко приказал он слуге, и тот поднес к стене факел.

Ка-Нейт тихонько ахнула.

Стена была расписана картинами.

Вот изображение человека в расцветном возрасте, с обритой головой. На изображенном длинная золотистая одежда, ноги его босы.

– Это ты? – спросила Ка-Нейт, показывая на изображение.

– Да, - отвечал Неб-Амон. – А это – ты.

Изображенный простирал руки к юной женщине в белом платье. На плечи ее ниспадали черные распущенные волосы, без всяких украшений. Нежный удлиненный глаз смотрел прямо, но лицо ее было обращено к Неб-Амону. Она простирала к нему хрупкие руки.

Но они оставались разъединены.

Ка-Нейт смотрела на это; ее сердце сжималось от неясной печали.

Муж обнял ее и повернул, чтобы она больше не видела картины; приказал слуге опустить факел. Обнял Ка-Нейт за плечи и быстро повел вверх по лестнице; она пошатывалась и едва не оступилась на ступеньках.

Снаружи ей стало плохо, так что пришлось унести ее в тень и брызнуть в лицо водой; Неб-Амон сам напоил ее и растер ей виски, опасаясь худшего. Но обошлось. Ка-Нейт встала и спросила, что ей следует делать теперь.

– Отправляться домой, - резко ответил жрец.

Он чуть не высказал ей досаду, которую испытывал на себя, но сдержался. Велел слугам переправить госпожу на носилках к пристани, а потом на лодке – домой. Не следовало ей приходить сюда, особенно в таком состоянии.

Мерит-Хатхор, ни у кого не спрашиваясь, села в носилки к госпоже, чтобы быть рядом; но Неб-Амон этого уже не видел. Он отправился в другую часть города, где под его руководством велись широкие работы по приказу фараона; жрец и так отложил эти дела, чтобы показать жене то, что она хотела увидеть.

Ка-Нейт молчала до самого дома.

* Загробное царство.

* Т.е. гробницы.

* Фиванская богиня Меритсегер, которую также именовали Вершиной Запада.

* Согласно “Книге мертвых”.

========== Глава 17 ==========

Тамит жила в доме жреца Нечерхета как его жена.

Они жили как муж и жена, потому что теперь Тамит не могла ему отказывать: это превратилось для нее в тягостную обязанность, потому что, как ни пыталась она вообразить своего мужа любимым, самообман не продержался долго. Никакая мечта не может питаться самой собою – и близость чужого неприятного тела рассеяла прекрасный образ, который Тамит силилась воссоздать вместо этого человека.

Может быть, потому, что он ничуть не походил на Неб-Амона в других отношениях?

Нечерхет был добродушно-весел, и другая бы обрадовалась этому: но Неб-Амон был божественно строг, и даже шутки в его устах прозвучали бы иначе. Нечерхет был очень снисходителен к себе, и Тамит не могла уважать его как жреца: а это было единственным его занятием, тогда как Неб-Амон полно и плодотворно проявлял себя в других…

Нечерхет начал уже оплывать, потому что не упражнял свое тело – которому и так далеко было до тела великого ясновидца. С какой мучительной тоской Тамит вспоминала дни, когда могла наблюдать этого человека близко, чувствовать его аромат, даже прикасаться к нему – если посчастливится. Когда могла видеть его строгий прекрасный образ, вместо вовсе не отличавшегося красотою лица своего мужа, которое еще уродовалось выражением развязности, полупьяной веселости или тяжелой лени.