Однако женщины со своей охраной миновали и пилоны, и аллею бараноголовых сфинксов. Теперь они шли свободно, и Тамин привлекала почтительное внимание, как заметила Белла. Некоторые прохожие, одетые чисто и нарядно, кланялись ей. Тамин иногда отвечала небольшими кивками, но чаще следовала мимо с видом превосходства.

Беллу это вначале покоробило; но потом ей стало ясно, что певица Амона и должна вести себя так, точно преклонение ей причитается. Наверное, приветствовала она знакомых…

Наконец они остановились перед окованными бронзой и золотом воротами садов бога. Хаи уже начал плакать от усталости на руках у няньки, а у Беллы во рту пересохло как в пустыне. Ноги горели, несмотря на деревянные подошвы сандалий.

Она испытала мимолетный испуг при виде рослых откормленных воинов Амона, вооруженных ножами, мечами и копьями. Один из таких профессиональных убийц напал на нее, теперь Белла это знала точно.

Но над всем преобладало желание наконец оказаться в собственном доме, уложить сына, сесть и вытянуть натруженные ноги.

Здесь, на границе владений великого бога, Реннефер и остальные мужчины распрощались с ними. Реннефер низко поклонился Тамин и Белле, и они ушли. Белла опять ощутила себя осиротевшей. С нею осталась только Тамин, ее единственная опора в этом огромном городе!

Когда ворота открылись, Тамин потребовала, чтобы им прислали носильщиков. Вскоре явились слуги в одних набедренных повязках, которые взяли узлы и сумки.

Сады Амона не обманули надежд Беллы - тени и зелени оказалось намного больше, чем в саду Синухета. Женщины шли по вымощенной плитами дорожке между кустов терновника, их накрывали перемежающиеся тени акаций, пальм и смоковниц, и Белле казалось, что они здесь одни. Потом она заметила согбенные силуэты людей вдали, которые передавали друг другу полные бадьи.

– Рабы. Они поливают деревья, это нужно делать постоянно, - объяснила Тамин.

Жрица улыбнулась, видя выражение Беллы.

– Когда что-то прибавляется у тебя, это отнимается у других, - сказала египтянка.
– Такова Маат. Или в твоей стране все иначе?

Белла, забыв об осторожности, хотела горячо ответить, что в ее стране все совсем по-другому. Потом вспомнила грубых, обозленных рабочих Ист-Энда и промолчала.

– Наши рабы получают ровно столько, сколько им нужно, - сказала Тамин. И больше они это не обсуждали.

Белла заметила несколько разбросанных среди деревьев домов, кирпичных и одноэтажных, но, похоже, добротных. Они свернули с мощеной дороги на тропинку между пальм, потом повернули направо и вышли к дому, точно к жилищу лесной колдуньи из сказки. Домик был обнесен низкой глинобитной оградой, и они вошли через приоткрытую калитку. Наверное, запереться тут было нельзя…

Белла не успела даже разглядеть свое новое убежище, потому что с каменной скамейки перед домом поднялся бритоголовый мужчина в белом калазирисе, перехваченном на животе повязкой.* К удивлению Беллы, Тамин склонилась перед ним, а потом этот жрец заключил ее в объятия.

Когда они оба повернулись к ней, Белле стало ясно, что перед нею отец и дочь. Старый жрец был среднего роста - Тамин, высокая для женщины, была ростом почти с него; они походили друг на друга лицом и улыбкой, но Белле показалось, что отец Тамин добрее и не так проницателен, как его дочь.

Хотя это впечатление могло быть обманчиво.

– Это Перхор, мой достойнейший отец и покровитель, - сказала жрица.

Белла низко поклонилась.

– Ты Небет-Нун, - утвердительно произнес Перхор тихим и хриплым старческим голосом. Он слегка наклонил голову. Потом, никак не показывая своего отношения к англичанке, перевел взгляд на ребенка, которого несла Уаджет.

– Твое дитя устало. Внесите его в дом, там все готово, - сказал Перхор.

Белла догадалась, что он хочет остаться с дочерью наедине. Она сделала знак Уаджет, и они вошли, невольно робея и пригибаясь.

Дом, состоявший из четырех комнат и разделенный посередине коридором, оказался действительно уже обставлен. В спальне, куда они ступили, на полу была постелена свежая узорная циновка, на кровати чистые простыни и подголовник из слоновой кости, который использовался вместо подушки. В углу была приготовлена колыбелька. На столике горела лампа и стояла в раскрытом позолоченном ковчежце статуэтка Амона.

Белла присела на кровать.

– Дай мне ребенка, - устало улыбаясь, сказала она Уаджет.
– И вели, чтобы наши вещи внесли в дом.

Ей хотелось поскорее заместить всеведущего и всеприсущего Амона своим талисманом.

Она дала малышу грудь, и он принялся жадно сосать. Очень хотелось помыться и искупать ребенка, но Белла понимала, что с этим придется подождать.

Когда ее сумку с деревянной кошкой внесли в комнату, Белла неожиданно поняла, что убрать статуэтку Амона не посмеет. Но она не успела ничего здесь осмыслить. Когда Хаи наелся и мать передала его Уаджет, вошла Тамин.