Меила боком протиснулась мимо наставницы, и та закрыла дверь.

Меила остановилась посреди коридора, все еще прижимая к груди сумочку из крупнозернистой кожи, покаянно опустив голову.

– Я ходила в библиотеку, - призналась она.

Миссис Теплтон так изумилась, что несколько мгновений не могла ответить.

Потом переспросила:

– В библиотеку? Это правда?

Меила кивнула.

– Да, мадам. Мне следовало оставить записку, - она подняла голову, щеки разгорелись от непритворного стыда.
– Но я не думала, что просижу там так долго.

Миссис Теплтон шумно вздохнула, прижав руку к груди. Воланы на кокетке ее старомодной блузки высоко вздымались и опадали от волнения.

– Боже мой, девочка, как ты меня напугала.

Потом англичанка прибавила смягченным голосом:

– Иди переодевайся и мой руки. Обед давно остыл.

За столом миссис Теплтон опять принялась ей резко выговаривать:

– Ты понимаешь, что я чуть с ума не сошла от волнения? Лондон огромный город, здесь может потеряться даже человек, который хорошо его знает! А с тобой могло случиться что угодно!..

Меила кивнула, не отрывая глаз от тарелки с куриным супом.

– Вы правы, я совсем об этом не подумала… Я очень виновата!

На самом деле она уже почти не чувствовала за собой вины; но ей вдруг стала приятна реакция миссис Теплтон. Эта женщина была одной из немногих близких к ней людей, для кого богатство Меилы Наис почти не имело значения.

Египтянка посмотрела на воспитательницу и улыбнулась ей со всей искренностью.

– Я сделала уроки.

– Я рада, - ответила миссис Теплтон. Она помолчала, укоризненно глядя на Меилу, но не нашла в себе больше сил ее ругать. Потом гувернантка прибавила:

– В следующий раз, пожалуйста, предупреждай, куда идешь.

Меила кивнула.

– Обещаю, миссис Теплтон.

Они заканчивали обед уже в мирном настроении. Но под конец воспитательница вдруг спросила:

– А о чем ты читала так долго?

– О Египте, - сказала Меила.

Миссис Теплтон свела брови, и девушка быстро объяснила:

– Этих книг не выдают на дом!

Она ожидала новой бури. Однако миссис Теплтон промолчала.

Учительница проверила у египтянки математику и похвалила ее. Потом они занялись каждая своим: миссис Теплтон села в кресло с вязанием, а Меила, устроившись в другом кресле с ногами, стала перечитывать свой конспект.

– Новое царство, - повторяла она шепотом, отслеживая записи карандашом.
– Культ Амона Фиванского, жречество Амона… Сети и Рамсес…

Библиотекарю Меила сказала, что она, как новичок в египтологии, хочет почитать о Египте “вообще”. Мистер Фостер тогда с энтузиазмом порекомендовал ей литературу по XIX династии, правившей в 12-13 веках до христианской эры*, поскольку это было время великого взлета египетской культуры.

“Это была эпоха империи, - произнес англичанин с такой гордостью, точно речь шла о его стране.
– Можно сказать, что Египет тогда был так же славен и могущественен, как сейчас Британия”.

Миссис Теплтон наконец перестала делать вид, что не обращает на Меилу внимания, и спросила:

– Ты читаешь свои заметки?

– Мг-м, - ответила Меила. Девушка рассмеялась: в такой обстановке им можно было позволить себе общаться менее формально.
– Я читала про девятнадцатую династию, “Египет Рамсесов” и другое.

– Нашла что-нибудь про Имхотепа?
– спросила англичанка.

Меила чуть не выронила тетрадь. Миссис Теплтон даже не пыталась сделать вид, что не догадывается о цели ее поисков.

– Нет, - медленно проговорила египтянка, еще не зная, как воспринимать это поведение.
– Ничего не нашла…

Миссис Теплтон кивнула, двигая спицами.

– Я почему-то так и думала. Наверняка в Египте были значительные люди с таким именем, - продолжила гувернантка.
– Но подумай, как мало записей о них до нас дошло! А если речь идет о Новом царстве, когда погребения знати в основном устраивались под землей, обнаружение сведений о египтянах делается еще более затруднительным.

– Почему вы говорите именно о погребениях?
– спросила Меила, изумленная этой лекцией.

– Потому что твои предки, Меила, придавали огромное значение письменной речи, и иероглификой владели только немногие посвященные, - ответила миссис Теплтон. Она явно гордилась собой.
– А имена выбивались в камне по большей части во время погребальных церемоний или в храмах, с религиозной целью. Ведь имя, Рен, как считали египтяне, - священный носитель души. Не случайно они думали, что, изглаживая имя, лишают человека существования в вечности.

– “Тот, кого не называют”, - прошептала Меила. Она сама не знала, откуда к ней пришли эти слова.