– Родимое пятно.

– Шио...

– Ох, Юмия, не будь занудой. Уж и пошутить нельзя.

Шатенка обратилась к Хинате:

– Ладно, одевайся, ща объясню. Скажу заранее – паниковать нечего.

Девочка села, быстро натянула майку и зачем-то пригладила растрепавшиеся от переодевания волосы.

Шио откашлялась, настраивая себя на доброжелательный учительский тон, который последние несколько лет приходилось употреблять слишком часто.

– Посмотри на руки Юмии. Видишь полосы?

Хината послушно посмотрела, задержала взгляд на тёмно-фиолетовых «браслетах» на предплечьях и кивнула.

– Видишь?

– Вижу, – она постаралась говорить серьёзней.

– Угу... А теперь на моё запястье... – Ёко продемонстрировала полоску языков пламени. – Это – родовые татуировки, которые ближе к родимым пятнам, так как есть с самого рождения у каждого хвостатого. Иногда это называют «клеймом чакры», так как её внешний вид от неё зависит, а также от разных индивидуальных характеристик, – пауза. – Ты ведь понимаешь, что с тобой произошло на экзамене?

Хьюга вздохнула и опустила взгляд. Будто можно тут не понять, а забыть так тем более – две ночи подряд ей снилась зима, снежное царство.

Хьюга чувствовала себя там своей.

Хьюга не ощущала никакой вины.

– Да, – твёрдо ответила она после долгого молчания.

Ёко села рядом, похлопала девочку по плечу и улыбнулась.

– Не дрейфь, мы тебя не бросим. Рисунок у тебя на спине – знак того, что ты одна из нас, – брюнетка сглотнула. – Всё будет хорошо. Это никак не отразится на твоей жизни, если ты того не захочешь, к тому же на ранних стадиях всё можно... вернуть.

– Вернуть?

– Четыре года. За четыре года твой организм и чакра изменятся безвозвратно. Это будет... сложно, но возможно, так что...

– Нет, – девочка сжала руки в кулаки, собирая ими ткань на бриджах. – Я... хочу измениться. Я слабая...

Хината вспомнила истерзанный болванчик на тренировочном поле. Презрительные взгляды Неджи и отца, снисходительные – от остальных членов клана; тщательно скрываемая, чтобы не обидеть её, жалость команды и пепельно-серое давящее ощущение собственной ненужности в группе, неспособность по-нормальному помочь.

Балласт.

Нет, она больше не хочет!

Ей нравилась вера в чужих глазах. Вера тех, кто почему-то верил в маленькую глупую девочку, которая оказалась не в том месте не в то время.

Хьюга зажмурилась; уголки глаз почему-то защипало от жгучей обиды непонятно на кого.

– Я хочу стать сильнее!!!

Кто-то вздохнул и, приобняв за плечи, притянул к себе.

Ободрение?

– Всё будет хорошо... Вон какие у тебя теперь крылья... Всё будет хорошо...

Гигантский водопад с охраняющими его статуями был позади. Последние несколько часов беловолосый путник слушал рассказы о чумных ямах на нынешней территории страны Болот, когда много веков назад там прошлась смертельная коса эпидемии. Рыжая девочка болтала ногами и улыбалась; её слова рождали картину людского ужаса и хаоса.

Гнойные язвы.

Вытекшие глаза.

Вырванные с корнем волосы.

Высохшие тела детей.

Общие «могилы».

Пожалуй, без подобного сопровождения мужчина шёл бы быстрее, однако попутчицу выносил с философским спокойствием. Прогнать её было в любом случае нельзя.

– О, Зеру-зеру, смотри, там ворота!

Девочка указала пальцем куда-то вперёд дороги. Мужчина прищурился, вглядываясь.

Коноха.

Пришли.

Спустя пять минут в ворота Конохагуре но Сато вошла маленькая девочка в белом платьишке с грязным подолом. В руках она держала снежно-белое острое перо.

Сатоши не выделял в себе параноидальных наклонностей: он был всегда спокоен и собран ровно настолько, насколько это было необходимо для хорошего джонина средней руки. Ни жены, ни детей у него не было, хотя милая гражданская, живущая в доме напротив общежития для шиноби, заставляла его периодически краснеть и желать запустить в её длинные кучерявые волосы руку, чтобы кожей ощутить мягкость прядей.

К тому же было бы приятно, если с миссий его хоть кто-то ждал.

Дурное предчувствие кольнуло висок, стоило только ему увидеть эту девчонку. Сначала он подумал, что малышка потерялась, но, стоило шагнуть к ней, как Сатоши замер – на него вдруг навалился сковывающий страх смерти.

Мужчина пошатнулся. Рыжие локоны, не длинные, до плеч, показались ему слишком яркими, едкими, на бледной коже померещился зеленоватый трупный отлив, и он почему-то подумал, что подол белого платья по колено выпачкан непременно землёй с кладбища.

Это было странно.

Пока Сатоши приходил в себя, девочка уже успела скрыться в ближайшем переулке. Согнав остатки липкого необъяснимого ужаса, шиноби бросился следом.

Как ни странно, но, кажется, она ждала его. Взглянув ей в глаза, мужчина вздрогнул: большие, как блюдца, с болезненными синяками, их взгляд вытаскивал из глубин подсознания что-то такое... такое...