– Тсс!
– перебил я ее, закрывая рот своей рукой. И ехидно заметил:

– Ты ведь любишь их? Почему ты считаешь, что они идут неверным путем?
– ответом мне послужило гневное:

– Они теряют себя! Наша нация испокон веков была самой сильной, сильнее всех людей и Спектрумов! Мы... мы...

– Успокойся. Ты и сама изменяешь иногда своим принципам, не так ли? Как насчет того, чтобы близость - только по любви, пиво - только хорошее?
– язвительно подначил я, за что получил сильный удар по шее. А потом имел удовольствие лицезреть синие блюдца на полупрозрачном лице.

– Я люблю этого мальчика, - услышал я в ответ. И тут же ответный укол:

– А ты, я смотрю, совсем размяк. Близость... А как же - можно довольствоваться шлюхами?..

– Я был самовлюбленным дураком, Азот. Многое изменилось. Поверь, ты узнаешь меня заново, и мы сможем стать друзьями.

И я с интересом принялся наблюдать, как меняется ее лицо. И радостный возглас прорезал тишину:

– Так ты согласен мне помочь?!

– Ну, твои идеи меня отнюдь не вдохновляют, скажем так. Но я ведь тебе кое за что должен, разве не так? Только не обижай мальчика. Пусть идет с нами.

– Он - твой брат, Виктор. И он пойдет с нами, это не обсуждается, - вдруг тихо произнесла она, уводя глаза. А я так и замер с открытым ртом - за все мои две скромные жизни у меня появилось уже целых два брата. И с обоими мне почему-то надо куда-то идти. И оба от меня, мягко говоря, не в восторге. Хогг... Ну что ж, здравствуй, жизнь. Отлеживаться в гробу было куда безопаснее и приятнее.

– А ты и правда стал тряпкой, - расхохоталась Азот, глядя на мою обескураженную физиономию. В ответ на эту реплику я только задумчиво улыбнулся в ответ, морально готовясь к встрече с новоявленным родственничком.

– А что ты знаешь о моем даре?
– вдруг спохватился я. Надо же, чуть не забыл этот важнейший вопрос. В целом я представлял, что именно способен творить, но Азот каким-то невероятным образом ухитрялась знать больше моего.

– А что знаешь о нем ты?
– прищурив глаза, осведомилась яшинто. Ее синие омуты изучали меня, проникая, казалось, в самые глубины сознания. Я поежился, отвечая:

– Да ничего особенно. Первый раз случайно вышло: я каким-то образом помог старику в рыбацкой деревне, но это могло быть просто совпадением. А сегодня...
– я замялся. Рассказывать про то, что произошло сегодня со мной и моим отцом я не мог. В горле вставал ком, и слова не желали выстраиваться в логическую цепочку, как рассыпавшийся бисер не желает нанизываться на нить. Азот наклонилась ко мне, сдавив до боли плечо, и поторопила:

– Ну?

– Я сделал что-то со своим отцом, - выпалил я, робея, как мальчишка. Суровое лицо моей старой знакомой смягчилось, и я продолжил:

– Я чувствовал, как из него выходит грязь, прямо из его души, как... я не понял, что произошло, - не сумев подобрать слов и досадуя на себя за это, я закончил. Азот выглядела спокойной, но во взгляде было волнение.

– В случае со стариком ты просто помог найти ему верный путь. Все равно что...

– Расчистить ручей от камней и мусора, мешающих ему течь в верном направлении?
– перебил я, передавая представший моему внутреннему взору образ. Азот сухо кивнула, подтверждая, и продолжила.

– А вот с отцом сложнее. Ты знаешь, что теперь есть Венец Правосудия и храмы, в которых каждого человека проверяют на исполнение твоих предписаний? Твой план дополнили, отредактировали (не люди разумеется), и привели в исполнение.

– Мне рассказывали. Каждый человек подвергается проверке в храме и, если выясняется, что он что-то нарушил, его лишают вечности и ссылают, - опять перебил я. Азот терпеливо вздохнула и продолжила.

– Близко, но не совсем. Нарушение должно быть достаточно серьезным, и тогда через возложенные на осколок Венца руки человек пропускает поток силы сквозь себя. И этот поток разрушает мост с абсолютным светом, что лишает его вечности. Я не думаю, что это страшное наказание, спектрумы априори лишены этого счастья и ничего, живут. Сначала никого не ссылали. А потом начали происходить странные случаи: некоторые сходили с ума. Эта дрянь, которую ты умеешь каким-то образом вычищать, может скапливаться. Но в этом явлении пока никто не разобрался. А, и еще: лишают вечности не навсегда. На определенный срок. Вот только обычно вернуть вечность не получается...

Наш разговор прервал робкий стук в дверь.

– Эрра Азот, позвольте узнать, вы не видели молодого человека, назвавшегося рыбаком, он... э...
– последовал вслед за стуком такой же нерешительный голос. Азот встала во весь рост, расправив складки бархатного платья, и величественно ответила:

– Передай лорду Донуэну, чтобы не волновался. Этот молодой человек - мой знакомый.

А я только сейчас начал медленно соображать - а что, собственно говоря, делает моя нечеловеческая подруга в замке моего отца?

– А как ты оказалась здесь? И у тебя все еще есть сила?
– обрушил я на нее накопившиеся вопросы. Азот пожала худыми плечами, и я испугался, как бы она не вывалилась из ворота платья.

– Пытаюсь, как и многие спектрумы разобраться во всем этом дерьме, а заодно выполняю важное поручение.

– Подожди, темные тоже участвуют в этом?
– перебил я, чувствуя напряжение во всем теле. До меня медленно доходило - вся эта дрянь скапливается. Скапливается из-за моих идей. Хогг!

– А ты что хотел? Мы - не вселенское зло, Виктор, я надеялась, ты это уже понял. Вселенское зло, если уж тебе так нравится это определение, это та тварь, которая разрушает души людей, скопление черноты. Или даже не тварь. Мы не знаем, что это, поэтому и боимся. Пока что ничего страшного еще не произошло, только вот мне пришлось убить несколько человек, - совершенно спокойно сообщила Азот, не обращая внимания на мое резко побелевшее лицо. Я встряхнул ее за худые плечи, почти проорав: