“Когда же приплывет троянский конь…”

– Я подумаю об этом, - прохладно пообещал муж. – Ты же знаешь, что я не принадлежу себе.

Феодора увиделась с комесом через несколько дней: он сам нашел ее на пристани.

– Вы так отчаянно оглядывались, что я догадался, кого вы ищете глазами, - с улыбкой сказал Флатанелос. – Вам следует лучше притворяться!

– Я не умею, - мрачно ответила московитка. – И у меня срочные новости.

Флатанелос посерьезнел.

– Я понял. Говорите.

Она взяла его за руку.

– Комес, я вчера купалась – и увидела на дне мертвецов. Много мертвецов в богатых платьях и доспехах!
– сказала Феодора. – Может быть, это ваши?

Он стиснул ее руку так, что она чуть не вскрикнула.

– Весьма возможно! Нет… я на это почти не надеялся, - пробормотал моряк. – Ведь мы несколько раз ныряли за мертвыми и никого не нашли! Наверное, унесло бурями и приливами! Осенью и зимой так штормило!

Феодора кивнула.

– Вы поздно об этом подумали… и зимой было холодно нырять. А приливы доставили утопленников сюда.

Комес вдруг обнял ее; она испугалась и хотела вырваться, а он жарко прошептал:

– Вы просто находка для нашей империи!

Отстранился и сказал, глядя строгими карими глазами:

– Идемте, покажите мне, где вы их видели!

Они вместе прошли до самого края берега, так что замочили ноги; Феодора показала пальцем, где ныряла.

– Лучше всего, если вы на месте покажете… пока плаваете; но так нельзя, - поспешно прибавил улыбающийся комес. – Я понимаю.

Кивнул.

– Ничего, мы найдем!

Он поклонился ей и поцеловал ее пальцы.

– Вы первая узнаете, что мы обнаружим. Даю слово.

Еще раз поклонившись, Леонард Флатанелос пошел прочь: быстро, словно окрыленный новой спасительной мыслью. Таким людям, как он, было достаточно только капли надежды, чтобы ожить и вернуть себе полную силу.

Некоторое время Феодора не видела комеса и ничего не слышала о нем – и не видела, как ныряют его люди: но он, конечно, очень осторожен. А потом, когда она пришла на пристань, ее вдруг остановил незнакомый мальчишка. Похожий на посланника Феофано.

– Я от комеса. Протяните руку, - попросил он.

И когда недоумевающая Феодора сделала это, посланник засунул ей в рукав свиток. Он тут же скрылся: а Феодора подумала, что вместо свитка она могла получить удар отравленным ножом - или, еще хуже, укол отравленной булавкой…

Московитка быстро вернулась домой и там, оставшись одна, вытащила письмо. Руки у нее дрожали, в глазах темнело.

“Дорогая и несравненная госпожа Нотарас!

Ваша помощь – как чудесный бальзам на раны нашей Византии. Может быть, этот древний воин, получивший столько тяжких ран, еще восстанет и возьмет в руки оружие.

Мы обыскали дно Пропонтиды* у побережья – и выловили богатую добычу, моя госпожа. Я докладывал об этом императору наедине: если бы мою речь услышал дворец, Августейон, народ – они пришли бы в отчаяние. Но Константин мужественный человек и опытный правитель: он теперь примет единственно верное решение.

Среди мертвых пиратов, в числе которых оказалось много католиков, прочно связанных с мусульманским миром, - испанцев, покоренных арабами, и итальянцев, кланяющихся туркам, - мы обнаружили также двоих священников. Лохмотья оранжевых сутан, кресты и тонзуры* сохранились достаточно, чтобы опознать наших союзников из Ватикана.

Вообразите, госпожа Феодора! Священники на пиратских кораблях - благословляющие набег на союзника, взывающего к ним о помощи!

Впрочем, этому не удивится никто, кто их знает. Католическая церковь далека от христианства как ничто другое: это чудовище, высасывающее соки из покорившихся ему народов и медленно, но неисцелимо отравляющее те, которые еще не покорены. Никакой языческий идол еще не был так ужасен и не требовал себе таких жертв: тем более, что прочнейший щит католиков – авторитет папы, этого могущественного земного бога, худшего, чем Нерон, тоже бывший верховным жрецом себя самого.

Вы слышали, сколько костров сейчас пылает в Испании, - костров, уничтожающих всякое свободомыслие, на которых горят еретики? Это католики приносят человеческие жертвы своему идолу – он становится все ненасытнее.

Я знаю, что вы философ и сочинительница, дорогая госпожа. Я брал в библиотеке василевса ваши трактаты – и восхищен, но не удивлен вашим умом: я давно знаю, как вы умны. Вы посрамили бы большую часть благородных дам Испании и Франции: впрочем, их образование заключается преимущественно только в умении прекрасно говорить на мертвых языках и читать на этих языках священные тексты. Всякая самостоятельность мысли душится в них – и у нас, на наших последних свободных островках, больше образованных женщин, чем в целой Европе.