Шрифт:
– А теперь начнем урок любви, - прошептала императрица.
Потом Феофано легла рядом с ней, небрежно набросив на них обеих покрывало; о себе она, казалось, даже не вспомнила. Феодора повернулась и посмотрела подруге в лицо. Она улыбалась, как и Феофано.
– Я ни на миг не почувствовала, что это измена, - тихо сказала московитка. – Знаешь ли… если бы я провела ночь с другой женщиной, я почувствовала бы себя неверной мужу… а с тобою – нет.
– За ночь с другой женщиной я бы тебя убила, - сказала Феофано.
Она слегка улыбалась – гордая, удовлетворенная – но была очень серьезна.
Феодора закрыла глаза и нащупала руку любовницы: та пожала ее.
– У нас троих теперь одна душа, - прошептала московитка. – Как говорили, что одна душа была у первых христиан, и все у них было общее…
Феофано засмеялась.
– Прекрасный богослов! А ведь ты права, - вдруг серьезно сказала она. – Союзов душ бесчисленное множество, и видов любви столько, сколько людей.
– Сказано – возлюби ближнего как самого себя, - прошептала Феодора. – Но как я могу любить ближнего как себя, ведь он не я! Я не могу любить Феофано так, как люблю себя… или Фому!
– Все души разные. И любовь у нас, греков, всегда начинается с души, - согласилась императрица. – И союзы женщин, как и союзы мужчин, - это прежде всего слияние душ, которые вместе созидают разные миры: мы с тобою сейчас в мире, который создали только для себя. Здесь нет места твоему мужу… или поклоннику, - лукаво прибавила она. – Потому что это наша любовь и наша женская сила.
Феофано перевернулась на спину и вздохнула, потянувшись.
– Логика… вот чему греки научили весь мир, - прошептала она. – Мужчины научили нас, женщин, логике, и это правильно: но упражняться в рассуждениях мы должны между собой, потому что спорить и учить друг друга должны равные. И любить, - продолжала она, улыбаясь. – Мужчины думают, что женщина должна отдаваться, и это правильно: но та женщина, которая только отдается, только принимает, теряет себя и превращается в бездну, куда мужчины падают и ломают себе кости… Женщина должна уметь брать - а мужчина, лежащий на женщине, должен чувствовать твердую опору, а не трясину.
– Будь я мужчиной, я слушала бы тебя часами, - прошептала Феодора.
Феофано засмеялась.
– Вот уж едва ли! И много ты знаешь мужчин, которые, лежа в постели со мной, стали бы философствовать?
Феодора фыркнула.
– А разве для этого обязательно лежать в постели?
Феофано потрепала ее по плечу.
– Тело и дух всегда должны быть в согласии. У одетого человека другая философия, нежели у раздетого.
Обе фыркнули и звонко расхохотались.
Потом Феодора серьезно сказала:
– Я ведь приехала…
– Догадываюсь, почему, - кивнула Феофано. – Я знаю об итальянском подкреплении.
Феодора покачала головой.
– У нас мысли очень схожи, - сказала она почти с отчаянием. – Ты сейчас повторяешь то, что я писала в библиотеке в нашем имении! И я привезла мои сочинения сюда.
– Очень разумно, - сказала Феофано.
– Католические священники бы сказали, что это смертный грех… непрощаемый, - вдруг произнесла Феодора.
Феофано кивнула.
– Они так говорят, а потом идут и насилуют своих монахов и служек! Совершенно то же, что делают греки, когда не желают прикасаться к женщинам, - но католики подражают нам как обезьяны человеку! Полное воздержание вредно всем, исключая немногих, - а католикам необыкновенно!
Она усмехнулась.
– И, конечно, ты приехала потому, что Фома Нотарас ужасно утомил тебя. Ты третий год носишь моего братца на руках и утираешь ему нос! Ты решила, что двоих детей тебе достаточно!
Обе засмеялись. Потом Феофано тронула живот подруги и спросила, сдвинув брови:
– Надеюсь, он не успел сделать тебе третьего?
Феодора покачала головой; но души коснулось холодное сомнение.
– Я хочу… Я хотела попросить тебя дать мне средство…
– Какое? У меня есть те, которые предотвращают беременность, - а есть убивающие плод, - сказала Феофано: теперь она была сурова как Гера, гонительница мужчин.
– Убивающими я никогда не воспользуюсь, - сказала Феодора. Феофано кивнула – а потом вдруг опять улыбнулась, щекоча ее шею своими черными волосами.
– Я могла бы заставить тебя заплатить…
Феодора улыбнулась.
– Не надо заставлять, - и притянула подругу к себе, обняв за шею.
* Эпарх – градоправитель.
========== Глава 53 ==========
Утром они завтракали в библиотеке – обеим было очень приятно находиться в этом храме муз, где они были единственными жрицами. Иногда любовницы переплетали руки и улыбались друг другу; Феодоре было нисколько не стыдно, хотя щеки пылали – но как после гимнастики, плавания… после законной любви.
– Почему мне не стыдно? – наконец с удивлением спросила Феодора себя самое. – Будь я дома… в тереме моей боярыни… я бы не знала, куда девать глаза!
– И правильно, - совершенно серьезно сказала Феофано. – Там это было бы правильно: прививать вам наши древние обычаи было бы как прививать персиковую ветвь на сосну… Но ты у нас, и нашею ты останешься.
Императрица помолчала, щипая виноград, – она катала ягоды между смуглых пальцев.
– Главное, в чем христианство видит недуг, греховность человечества, - это отпадение от своей божественной природы: природы своего богоданного духа, - задумчиво проговорила Феофано. – Раскол между телом и душой: плоть грешит против духа, и от этого приходит ей смерть…