Патрикий помрачнел. Посмотрел на одну женщину, потом на вторую.

– Вы не узнаете его.

Сразу забылось все, что разделяло их. Они с женой пожали друг другу руки под столом – уже не как супруги, а как единомышленники.

Когда муж уводил Феодору из имения Калокиров, хозяйка провожала их, стоя в дверях; Феодора оглянулась и встретилась с ней глазами. Феофано улыбалась, и смотрела твердо; потом кивнула и исчезла в доме. Феодора счастливо вздохнула, прижимаясь к своему патрикию Нотарасу.

Время женщин, время их любви закончилось, но никогда не забудется; и сохранится в мире идей.

На пороге была зима; кончался 1450 год от Рождества Христова.

========== Глава 54 ==========

Леонард Флатанелос узнал обо всем от Микитки – русский евнух подкараулил его у наружных дверей дворца и отозвал в сторону. Микитка решил быть вдвойне храбрым, искупая минуты трусости.

Комес улыбнулся знакомцу и положил руку на русую кудрявую голову. Он был спокоен и приветлив, точно в дни благоденствия, - только карие глаза блестели пугающей, восторженной отрешенностью, которая поднимает людей выше своего бытия в смертный час и делает их беспощадными к врагу.

– Здравствуй, Никита… У тебя есть что мне сказать? – спросил благородный ромей.

Он помедлил.

– Послание от госпожи?

Микитка шевельнул губами, потом у него получилось сказать:

– А ты ничего еще не знаешь, господин?

Флатанелос посуровел – потом резко кивнул, чтобы тот говорил.

– Императора чуть не убили! – прошептал Микитка; он так и чувствовал, как волосы встают дыбом. Евнух схватил комеса за плащ, не понимая, за что цепляется. – И там… ходят слухи, что поймали Никифора, доместика схол!

Комес схватил его за плечи и с силой отбросил к стене, так что от удара Микитка едва не потерял сознание.

Флатанелос сам чуть не упал. Он пошарил рукой по своей широкой груди, точно забыл, где его сердце.

– Боже милосердный!..

Микитка встал на ноги и, глядя на героя и не решаясь приблизиться, напористо прошептал, оглянувшись:

– Почти никто еще не знает… Я следил, слушал… Я ведь государев постельничий, от меня Константин не таится; а от всех прочих скрывают, что случилось, чтобы не растревожить попусту!

Леонард Флатанелос медленно отвел со лба черные кудри – ему недоставало только золотого обруча, чтобы казаться родным братом Никифору. Он глубоко вздохнул – и улыбнулся Микитке: но в карих глазах стыл страшный гнев. Люди во власти таких чувств убивали даже собственных детей, не то что чужих.

– Спасибо, Никита.

Комес положил ему руку на плечо, и Микитка весь сжался. Но Флатанелос убрал руку и пошел прочь – нетвердо, опираясь на стену. Микитка быстро отвернулся и потряс головой.

– Если и этот рехнется, что делать будем? – пробормотал евнух. – А если государь его в измене уличит и от себя уберет? Тогда нам всем конец! Католики с потрохами сожрут!..

Он встряхнулся и быстро пошел к покоям императора. Только там он и узнает наиважнейшее; и другого места ему нет.

Леонард Флатанелос с трудом погасил ярость, от которой в глазах было красно; теперь он понимал безумие, охватывавшее Ахилла, Геракла, Медею-детоубийцу. Даже на море, в жестоком бою, с ним такого не бывало. Предательство брата – как раскаленное железо, которым прижигают сердце.

– Он у меня попробует раскаленного железа, если это вправду он, - пробормотал комес.

Потом он остановился и, схватившись за голову, заставил себя замереть на несколько минут, чтобы обрести ясность мышления. Это очень нужно сейчас, особенно если в руках у василевса Никифор!

Комес взялся за похолодевший лоб. Он быстро перебирал в голове все, что Никифор способен выдать императору, спасая свою жизнь, - хотя едва ли тот может ждать пощады после своих деяний. Но такие люди, как Никифор, перед лицом смерти бывают жалки. Он не посчитается ни с чем, лишь бы удержать призрак спасенья!

В юности комес тоже натворил много такого, о чем сейчас приходилось жалеть, – можно даже сказать, что Леонард был таким же молодым пиратом, каким Никифор сделался теперь; Леонард помнил, как мальчик восторгался им, старшим, и мечтал на него походить. Работорговлей занимались они оба – впрочем, этим занятием не гнушались многие из византийской знати.

Потом Никифор сделался военачальником Иоанна – потому, что старому василевсу было не разбирать, под чью защиту заступать. И в мореходстве и морской торговле Иоанн понимал еще меньше Константина.