Она легла и, завернувшись в одеяло, порадовалась, что еще тепло. Пошевелив губами, пробормотала молитву, забыв о всякой философии: пусть Господь задержит врагов как можно дольше, пока Феофано не соберет силы!

Феодоре пришлось провести еще целый день лежа – на тряском возу, считая все рытвины и ухабы на скверных дорогах империи. Муж к ней подъезжал еще несколько раз – спрашивал, каково ей; Феодора улыбалась и отвечала односложно и одинаково.

Потом, когда они остановились, муж так же снял ее с воза, как посадил; Феодора вывернулась из его рук - и чуть не упала. Однако заставила себя шагать самой, несмотря на боль и слабость, – знала, что если не начнет теперь же, тело отвыкнет от усилий и предаст ее, предаст всех в самую неподходящую минуту!

Когда муж принес ей еду, Феодора попросила его позвать Феофано.

Фома кивнул.

– Позову. Но если она свободна, сама подойдет.

Это несчастье, казалось, уничтожило даже ревность; но когда все начнет налаживаться, тотчас найдутся силы и на такую роскошь. Без ревности людям не обойтись так же, как без соли!

Фома наконец ушел; и вскоре появилась Феофано – в вышитой шерстяной рубашке и шароварах с высоко затянутым алым кушаком. Феодора с изумлением поняла, что царица одета совершенно по-турецки. Гречанку в ней можно было узнать только по лицу; да еще по прическе – волосы она стянула шнурком высоко на затылке, распустив по спине.

Феофано приблизилась к ней и села рядом; от нее пахнуло потом, свежим здоровым запахом телесных упражнений. Ее рубашка прилипла к телу на спине и под высокой грудью.

– Как ты себя чувствуешь? – повторила царственная подруга вопрос мужа.

– Жива, но проку от меня мало, - усмехнулась Феодора. – Как там Дарий?

– На возу, - сказала Феофано. Улыбнулась. – Он, как и ты, не может встать уже второй день.

– Ах, - Феодора догадалась и в волнении поднесла руку к губам. – Но он не болен?

Феофано пожала плечами.

– Жить будет, - ответила она с явственным сарказмом. – Но это для него полезный урок, во всех отношениях!

Феодора помолчала, прикрыв глаза, - ей ни на минуту нельзя забывать, что за женщина перед ней, пусть даже это и ее филэ! Тем более нельзя!

Она нащупала холодную золотую звезду у себя на шее, как раньше привычно хваталась за крест.

– Что это такое? – спросила она, показывая свой амулет.

– Здесь есть солнце, как видишь, - Феофано провела пальцем по острым золотым лучам. – И в него как будто бы вписана буква… а! Как любопытно!

Феофано улыбнулась какому-то своему открытию.

– Погляди-ка, дорогая, - солнце заслонила львиная морда, грива растрепалась ореолом, и между прямых лучей извиваются пряди, похожие на змей… А вот тут, вверху, лучами выставились бычьи рога.

– Ты видела такое когда-нибудь? – спросила московитка. Феофано качнула головой.

– Никогда. Хотя языческие амулеты могут иметь тысячи лиц и форм, точно так же, как у христианина охранительный знак один.

Она усмехнулась.

– Я сразу вспомнила покинутый дворец быка и льва в Константинополе - Буколеон! Как много мы взяли на востоке, у персов, у египтян… в том числе и пристрастие к таким многозначным украшениям! А новые язычники сейчас забавляются старыми богами, используя наследие предков, прежде всего, для тайного сообщения и обозначения своих…

Она нахмурилась и очертила пальцем солнечный круг, останавливаясь в нескольких местах.

– А вот тут, по ободу, - посажены крошечные изумруды и рубины, напротив каждого луча… Изумительная работа!

Царица прервалась и взглянула на подругу сияющими глазами.

– Глупый мальчишка отдал тебе фамильную драгоценность! Может быть, она и не так стара, как выглядит, в наше время любят подделывать под старину, - но стоит великих денег, много больше своего веса золотом!

Феодора усмехнулась, невольно прикрыв амулет ладонью, словно защищая от посягательств.

– Так вот за что Дионисий выпорол племянника – это главное его преступление!

– Пожалуй, - ответила гречанка: она улыбалась шутке подруги, но глаза были очень серьезны.

– Однако теперь эта вещь принадлежит тебе, владей! – произнесла она.
– Аммоний не может потребовать ее назад! Ты заплатила Дионисию ее полную цену!

Потом она положила Феодоре руку на колено; та пошевельнулась от неловкости, но сразу вслед за этим ощутила желание, которое Феофано всегда пробуждала в ней, как бы Феодора себя ни чувствовала. Сколько же страсти в этой женщине!

– А крест свой ты носишь? Я на тебе его что-то давно не примечала, - сказала императрица.

Феодора покраснела: поняв, когда Феофано могла приметить, чего не хватает у нее на шее, под платьем.

– Нет, - честно ответила московитка. – Я не могу носить крест вместе с… этим, - она показала пальцем в самую оскаленную львиную пасть. И тогда, когда мы… тогда тоже не могла.

Она покраснела еще сильней, глядя в глаза Феофано: царица подняла голову, выражение ее смуглого лица стало очаровательно-торжествующим.