– Ну конечно, моя честная Желань Браздовна, - сказала она.

Потом подумала и прибавила:

– Вот и при них тоже креста не выставляй.

– При Аммониях? Им-то когда увидеть, что у меня на шее! – воскликнула Феодора: но она уже чувствовала, что Феофано строит новые планы, неизвестные и опасные планы на нее…

– Думаю, что тебе не след дальше ехать с нами, - сказала Феофано. – Это тяжело и тебе, и остальным, и дальше будет только тяжелее – ты не успеешь оправиться, это я тебе говорю! Военную жизнь могут вынести только здоровые и крепкие люди; да и детям плохо подвергаться опасностям, которых можно избежать!

Феодора отшатнулась.

– Ты… отсылаешь нас? Куда?.. С кем?

– Дионисий предлагал нам гостеприимство, не так давно, - ответила царица. – Думаю, это обещание еще свежо; а нет, так я ему напомню… Как я сразу не подумала!

Феодора стиснула руки на коленях.

– Мне - и моим детям ехать в дом Дионисия? – воскликнула она, широко раскрыв глаза: точно госпожа предлагала ей самой положить голову в львиную пасть.

Феофано рассмеялась.

– Уверяю тебя, что его юные дочери не кусаются, - ответила она. – А жена уже потеряла свои зубы! Это славное и достойное семейство, я давно их знаю… и тебе если даже не обрадуются, смогут принять как должно. А тебя начинают любить многие, кто узнает поближе, - это свойство русов, подобных тебе…

Она прервалась.

– Да и если сказать серьезно – у Дионисия тебе сейчас будет безопаснее всего, намного безопаснее, чем с нашим войском и в моих владениях!

Феодора осторожно кивнула; она как будто бы понимала. Но царица наверняка имела еще и другие соображения, ей неизвестные.

Потом Феофано обняла ее за плечи.

– Ты очень помогла мне тогда, милая Феодора, - когда встречалась с Леонардом Флатанелосом…

Феодора тихо ахнула и попыталась высвободиться; но Феофано не пустила.

– Я не могу, - начала было Феодора: понимая, что это будет попранием всех законов чести и гостеприимства. Но посмотрела в огромные серые глаза с янтарными отблесками, нездешние глаза, - и замолчала.

Конечно, ни о каком попрании и речи сейчас быть не может: на войне законы свои, а византийские войны имеют особенные законы, для которых не существует еще русских слов.

– Если ты мне прикажешь, василисса, - сказала Феодора: она побледнела, но не запнулась, произнося это.

Феофано улыбнулась.

– Я знала, что ты поймешь меня. И знаю, что ты одна из всех никогда меня не подведешь, - сказала она. – Конечно, я тебе приказываю! Но не тревожься за себя и детей… вы будете в меньшей опасности, чем мы, как бы ни повернулось дело. С тобой поедут твои охранители и еще воины, которых я выделю, хотя большое войско еще не подошло… Дом Дионисия тоже крепко стерегут.

Она подумала.

– Ну как, согласна?

– Согласна. Но цари так не спрашивают, ведь ты приказала! – ответила Феодора со всей серьезностью.

Феофано с удовольствием поцеловала ее.

– Теперь я понимаю, почему так тебя люблю, - сказала она. – Но будь покойна: я не велю ничего, бесчестящего тебя.

Откинула назад волосы.

– Помни, что есть два способа войны, как и два способа правления, – мужской и женский, - задумчиво сказала патрикия Метаксия Калокир. – Мужские войны вспыхивают, сжигая все губительным и очистительным пламенем, и затихают; женские же не столь разрушительны, но не прекращаются никогда: сколько существует человечество. Однако женщин замечают намного меньше, чем мужчин. Это и плохо, и хорошо – все при большом желании можно обратить в свое преимущество!

Она сощурила глаза.

– И помни главное, любовь моя, - что потерять душу легче, чем что бы то ни было другое. Особенно нам, женщинам!

Феодора склонила голову.

– Пиши мне, - попросила она.

– Именно так мы и будем разговаривать. Ты будешь узнавать решительные новости первая, - ласково ответила Феофано.

========== Глава 73 ==========

Конечно, муж отпустил Феодору, - московитка не сомневалась, что это они уладили с Феофано до того, как императрица приступила к ней самой. И Дионисий был согласен, даже рад такому избавлению.

– Я отправлю с вами письмо, госпожа, - сказал он, мрачно поблескивая черными глазами на ее амулет. – Вас примут как почетную гостью и мою родственницу.

Феодора давно заметила за благородными ромеями, имевшими склонность к османам и востоку, эту латинскую манеру возвеличивать собеседника умножением - манеру людей, имевших укоренившийся имперский склад мышления! Это люди, потерявшие свои корни…

Она поклонилась.

– Вы благородный человек, кентарх!

Дионисий улыбнулся, не поправив ее.