Аспазия вернулась к кровати и села, поджав под себя испачканные ноги. Рот ее был приоткрыт, большие голубые глаза по-прежнему невидяще смотрели перед собой.

– Но если я не скажу, - прошептала горничная, - это может повториться! И я не знаю, смогу ли я… тогда… Боже мой, он ведь хочет жить с нами обеими! – вдруг ахнула Аспазия. – Как турок!

Она прижала руки к щекам и покачала головой. Потом перекрестилась.

– Пойду к госпоже завтра: я ей часто нужна, и никто ничего не подумает, - наконец решила Аспазия.

Она кивнула сама себе, потом даже смогла улыбнуться. Перестать страдать и начать действовать – перестать вести себя по-женски и начать по-мужски: это на самом деле помогало побеждать страх, госпожа Феодора и госпожа Феофано только так и держались до сих пор!

Аспазия легла в постель и накрылась одеялом с головой. Она замерла – но не заснула; думала. Потом быстро села и, схватив край своей простыни, принялась ее рвать. Простыня была ветхая, но льняная и потому крепкая: однако Аспазия, прикусив губу, своими слабыми руками оторвала одну длинную полосу, затем еще.

Из этих тряпок она скрутила себе набедренную повязку и крепко стянула концы узлом на талии. И только тогда смогла лечь и почти успокоиться.

Аспазия, как и многие греческие жены и девицы, надевала повязку под юбку только тогда, когда была нечистота: но теперь станет носить все время.

– А если смогу, сошью себе и штаны, хотя это и не по-христиански, - пробормотала девушка.

Она повернулась к маленькому окну, которое крестом загораживали железные прутья: Аспазия улыбнулась, глядя в свое окно. Потом закрыла глаза и крепко заснула, подложив ладонь под щеку.

На другое утро Аспазия застала госпожу одну – московитка была спокойна и весела. Она щекотала животик младшему сыну, сыну от Валента Аммония, - а мальчик заливался хохотом. Он был уже так похож на отца!

И вдруг Аспазия поняла, что не сможет ничего сказать: мало того, что она сама мучается, она еще и госпоже, и всем ее детям причинит такое зло! Что они могут поделать?

Феодора подняла на нее темно-карие глаза – госпожа была здорова и румяна, и очень хороша. Аспазия улыбнулась, восхищаясь таким спокойствием и обещая себе не нарушать его.

Потом госпожа вдруг помрачнела, глядя на горничную, - и Аспазия быстро отвела глаза.

Московитка встала, прижимая к себе ребенка, и резко спросила:

– Что произошло, Аспазия?

– Ничего! – тут же сказала служанка.

Феодора положила ребенка на постель и приблизилась к ней. Обойдя девушку, она остановилась напротив и приказала:

– Посмотри мне в глаза!

Аспазия робко подняла голову. Она переминалась с ноги на ногу, ее бросало то в жар, то в холод; и к горлу подкатывали рыдания, как она ни старалась сдерживать себя. Нет, ей было далеко до стойкости хозяйки!

– Тебя кто-то обидел? – спросила Феодора: уже грозно, как будто она могла помочь. Аспазия потрясла головой.

Феодора не поверила, конечно, - Аспазия совсем не умела лгать: и если уж попалась на малом, выдаст себя с головой…

– Валент? – прошептала московитка, отступая.

Аспазия качнула было головой – а потом вдруг кивнула и расплакалась. Она опустилась на колени, закрыв лицо руками: слезы капали между пальцев. Она предала всех, всех – и всем будет очень скверно, только потому, что Аспазия не умела стерпеть!…

– Я так и знала, - вдруг сказала хозяйка: она отступила от Аспазии и села на постель.

Аспазия посмотрела на госпожу сквозь пальцы, потом отняла руки от лица. Госпожа Феодора была совсем спокойна – только руки сжимали и терзали одеяло; она глядела в сторону.

– Он ведь не спит со мной, - сказала московитка. Девице было непристойно такое слушать, но Аспазия встала с колен и подошла к хозяйке, чтобы та могла продолжить. Феодора обняла ее за талию, и они прижались друг к другу.

– Все-таки он не смог тебя взять силой, как и меня, - продолжила Феодора, взглянув девушке в лицо. И, как ни удивительно, они даже смогли улыбнуться друг другу.

– А откуда ты знаешь, госпожа… - начала Аспазия и замолчала, прикусив губу. Феодора мрачно усмехнулась.

– Думаешь, я, родив троих детей, не поняла бы, что ты ранена – и где? Я знаю, как ходила бы девушка, которую обесчестили! А ты, бедняжка, так хрупка, что и вовсе не смогла бы показаться мне на глаза - даже до моей комнаты не дошла бы! Я вижу, что с тобой все хорошо!

Аспазия опять расплакалась; Феодора прижала ее к себе и поцеловала, как будто ей самой ничуть не было страшно.