И продолжает это делать…

– Ты о Феофано ничего не знаешь? – спросил он Мардония. Теперь уже он его допрашивал, ладил выпытать сколько можно – а тот совсем не таился!

– Знаю, что она до сих пор жила в имении мужа, Льва Аммония, - это в Морее, - сказал Мардоний. – Теперь в Морее правит брат Константина – Димитрий, который хотел править здесь, но не успел! Может быть, он взял Феофано под защиту…

Он помедлил и вдруг спросил Микитку:

– А твой хозяин, купец, не собирается уплывать?

– Ты мог бы уплыть? – воскликнул Микитка, забыв о всякой осторожности.

Бросить свою семью – и последних воинов Византии, Феофано! Сам русский евнух вдруг пронзительно почувствовал, как когда-то ощутил в день, в который его едва не опозорили католики, - что никуда отсюда не уедет, пока здесь, в руинах империи, жива царица Феофано. Он слишком многим обязан этой госпоже, как был обязан последнему императору! Слишком кровно он теперь связан с ними!

Мардоний долго не отвечал, видимо, ошеломленный выражением лица тавроскифа. Потом сказал:

– Конечно, я никуда не убегу, пока здесь мои сестры! И мой дядя, Дионисий, - уж он-то настоящий герой! Он воевал за Феофано!

Микитка нахмурился. Может быть; может быть, этот Аммоний и герой.

Мардоний внезапно встал.

– Как мы заговорились! Меня будут искать!
– сказал он.

Но он не казался слишком взволнованным – может быть, часто убегал из дома своего покровителя; наверное, он был храбрее, чем вначале показался Микитке.

Мардоний шагнул было к выходу, словно забыв о собеседнике, - потом вдруг вернулся обратно и снова сел на табурет напротив.

– Феофано ненавидит моего отца, - прошептал он жарко. – Но она жалеет меня и моих сестер… Мой старший брат Дарий теперь живет у моего дяди, и Феофано любит его… А ее филэ, Феодора, была женой моего отца и сбежала!

– Какая Феодора? Жена патрикия Нотараса? – ахнул Микитка.

Вот это история! Нарочно такого не придумаешь, что закрутит жизнь!

– Она родила ребенка, и сбежала с ним, - сказал Мардоний. – И теперь Валент, мой отец, будет искать своего сына и Феодору, которую хочет взять в свой гарем… Но он сам боится Феофано и моего дяди Дионисия, я знаю…

Микитка покачал головой.

– Вот так так, - сказал он.

Расскажи кому дома, на Руси, – ни за что не поверят. Если он приедет домой, то-то будет всех удивлять!

– Мардоний, - хмуро сказал молодой евнух после долгого раздумья: Мардоний неотрывно смотрел на него. – Я, как ты понимаешь, бежать сейчас не могу – или, если бежать, то только всем вместе. Иначе мы будем не лучше твоего отца, - закончил московит.

Мардоний кивнул; Валента Аммония он больше не пытался защищать.

– А куда мы могли бы бежать? – тихо спросил юный грек.

– Может, в твою Морею! – ответил Микитка.

Он рассмеялся.

– Или, когда Морею тоже возьмут, - всем сесть на корабль и уплыть из этого Содома к чертовой бабушке…

Уж в это совсем не верилось. Но лицо Мардония загорелось при словах Микитки: бедный мальчик, в ожидании своей участи, готов был поверить в любую сказку.

– Как бы я хотел, чтобы это случилось! – воскликнул он.

– Ну так молись, - проворчал евнух.

Мардоний отвел глаза; он вдруг пошарил в глубоком кармане своих шаровар и достал пригоршню монет, которую бросил на стол перед Микиткой.

– Возьми! Тебе нужнее – у меня богатый господин! – сказал он.

Микитка открыл рот; но Мардоний вскинул ладонь, и черные глаза сверкнули повелительным огнем.

– Не желаю ничего слушать! Ты возьмешь это и отдашь своей матери… или прибереги, если не хочешь, чтобы она узнала.

Мардоний помедлил.

– Я теперь пойду… а ты посиди здесь. Я найду тебя еще…

Микитка улыбнулся, ощущая, как глаза увлажнились; Мардонию стало легче хотя бы оттого, что он выговорился.

Они замерли, глядя один другому в глаза, - и каждый ощутил, что у него теперь есть друг…

Это так мало – и может оказаться так много.

– Молись за себя и за Феофано. Не поддавайся, - велел Микитка.

Мардоний слабо кивнул; он пошел было к дверям, но тут Микитка нагнал его и остановил.

– А ты знаешь, как зовут Феофано взаправду? – спросил он.

Может быть, эти крупицы помогут ему узнать о царице амазонок и о сопротивлении больше! Мардоний ведь еще мал и ничего сам не вызнает!