Феодоре стало очень страшно. Она ощутила, будто их маленький элисий вдруг превратился в болото, в котором они топили друг друга вместо того, чтобы вытягивать. Господин сжимал ей руки и задыхался, пытаясь совладать со своими чувствами.

– Но ведь Иоанну уже и так недолго осталось? – прошептала славянка. Фома засмеялся.

– Иоанну, пожалуй, осталось недолго… Но мы еще слишком молоды, чтобы умирать!

– Нас… Нас казнят за это, если раскроют заговор… да? – прошептала Феодора. – О чем же тогда думала Метаксия?

Фома пожал плечами с отвращением.

Он высвободился из объятий наложницы, но по-прежнему сжимал ее руки. Патрикий смотрел в сторону.

– У нее собственные счеты с католиками, - сказал он. – Это семейное дело.

Он улыбнулся.

– Итальянцы тоже мстят за весь род – и всему роду своих врагов… Но разве сейчас такое время?

Желань прижала руку к груди.

– А мне кажется, тут другое, - прошептала она. Кашлянула и закончила в полный голос:

– Мне кажется, Фома, что Метаксия хочет захватить власть в империи. Предупредить приход законного государя. Сейчас она еще может успеть… пока Константин ничего не знает, не правда ли?

Патрикий смотрел на нее онемев. Желань кивнула.

– Да, да… Уж я-то догадываюсь!

========== Глава 13 ==========

Пока ехали до дому, они молчали – у обоих накопилось слишком много слов и мыслей; патрикий, морща белый лоб, выстраивал какие-то государственные соображения, которые наложница не смела нарушить слишком поздним вмешательством. Этот Новый Рим строился без участия - и без расчета на таких, как она.

Но когда они вернулись домой и остались одни в тишине своей спальни, Феодора насмелилась открыть рот.

– Фома, думаю, Сотир солгал нам.

Патрикий посмотрел на нее так, точно впервые увидел. Потом рассмеялся.

– Наивное дитя… Конечно, солгал!

Она покачала головой.

– Солгал в том, что Метаксия могла уехать куда раньше, - ответила славянка. – Он сказал, что не знает, куда она уехала, чтобы тебя отвлечь – чтобы ты не задумался, когда это было, а сразу поверил, что только четыре дня назад…

Ромей, глядя на нее, просветлел - и тут же помрачнел лицом.

– Ты права, - сказал он. – Конечно, именно так они с моей сестрой и сделали.

Потом взялся за лоб, и лицо его исказилось. Он стиснул зубы.

– Проклятье… Проклятье! Как теперь опередить ее!..

– Ты ничего еще не знаешь наверняка, - напомнила Феодора. – Ведь так?

Она помолчала, подбирая слова с величайшей осторожностью.

– Думаю, тебе конечно, следует уведомить Константина о том… что сочтешь нужным сказать, - продолжила славянка. – И ведь тебе нужна военная помощь.

Она даже похолодела, произнося такие слова. Патрикий смотрел на наложницу, точно не верил своим глазам.

Потом губы его искривились.

– Дитя, что ты понимаешь? – спросил ромей. – Ты думаешь, что сейчас можешь изменить судьбу империи… или потягаться со мной или моей сестрой в управлении государством? Разве я говорил тебе что-нибудь до сих пор?

– Я никогда и не притязала на власть, - возразила Феодора.

Она приблизилась к господину и притянула его к себе – так, как он обнимал ее в пути. Они опять обнялись.

– Ты не говорил мне ничего о том, что происходит, не потому, что думал, будто я глупа, - прошептала славянка. – Ты думал… что мне, рабыне, не может быть дела до судеб вашего Рима… и не верил мне.

Нотарас застыл в ее объятиях. Он и теперь ей не верил. Быть может, прежде он даже подозревал в ней убийцу, подосланную сестрой…

Несчастные владыки мира!

Желань обняла его крепче.

– Я, конечно, не знаю того, что известно тебе, - продолжала шептать она, - но знаю, что мятеж, затеянный Метаксией, добром кончиться не может, и не только потому, что такое воцарение противно закону и Богу… Твоя сестра хочет не продлить жизнь Византии – а потешить душу перед тем, как умереть вместе с последним Римом: как умер первый!

Нотарас вздрогнул и отстранился от наложницы.

– Что ты сказала?

Феодора улыбнулась с глубокой жалостью.

– Ты разве не видел, дорогой господин, сколько в твоей сестре отчаяния? У нее душа кричала, когда она смотрела на нас…

– Я не видел, - сказал патрикий. – Я был счастлив и слеп.

Он закрыл лицо руками.

– Господи!

Феодора взяла его за голову и поцеловала в лоб.

– Тебе нужно отдохнуть… поразмыслить. Но непременно отдохни. Если мы потеряли уже столько дней, несколько часов ничего не решат.