Она быстро встала и прошлась по мастерской, едва не хлестнув Олимпа своей одеждой. Как он мог так спокойно рассуждать о жизни и смерти народов, когда жизнь всего их дома висела на волоске?..

– Олимп, ты знаешь, зачем уехал хозяин? – спросила Феодора.

Она сжимала и разжимала кулаки.

Олимп вдруг схватил ее за плечи. Его цепкие руки впивались в ее тело, глаза впивались в глаза.

– Очень мало, - ответил скульптор. – Наше дело ждать, а не мешать своему господину в том, в чем мы помочь не можем!

– Ты просто занят одним своим художеством, - с великой досадой ответила она.

Упрек, казалось, достиг цели; потому что Олимп вдруг утратил уверенный вид и отвел глаза.

– Иди в библиотеку, - наконец сказал он. – Я сейчас умоюсь, сменю платье и поднимусь к тебе. Там мы сможем поговорить.

– Но ведь нас заметят, - сказала Феодора, осознав это предложение.

– Заметят – и что с того? – сурово ответил скульптор.

Феодора кивнула и улыбнулась.

– Хорошо, я буду тебя ждать в библиотеке, - сказала она и быстро скрылась.

Оставшись один, грек несколько мгновений рассматривал свое произведение. Он коснулся пальцами лба статуи, вглядываясь в ее лицо… потом покачал головой и потупился, точно отказываясь понять эту женщину, как и других женщин. Потом вздохнул и принялся отмывать в руки в ванночке с водой, в которой плавали розовые лепестки.

Феодора сидела в библиотеке в кресле хозяина, сложив руки на коленях, точно ученица. Олимп вошел и улыбнулся ей. Он сел рядом на скамью, точно отказываясь от удобства, чтобы сохранять твердость.

Славянка кашлянула и склонилась на руку, в его сторону.

– Ну, что скажешь, Олимп?

Он смотрел на нее с полным вниманием - и в полной бдительности.

– Что ты хочешь знать?

Феодора откинулась на спинку кресла и глубоко вздохнула.

– Я хочу знать, что происходит между семейством Нотарасов и семейством Калокиров, - медленно проговорила она. – Я хочу также знать, какое прошлое имеет… госпожа Метаксия. Кто ее главные враги? И каковы ее дела с итальянцами, что она так ненавидит их?

Олимп посуровел, его темные глаза так и впивались в модель.

– Ты очень смела на язык и опрометчива, - сказал он. – История семьи нашего господина слишком долга и сложна, чтобы я стал сейчас излагать ее тебе. А семейная вражда, как ты должна понимать, не начинается и не кончается одним человеком. Если бы мы стали считаться всеми обидами и держать их в уме… кровавая пелена всегда туманила бы наши взоры.

– Так ведь она и туманит, - ответила Феодора.

Олимп сцепил худые руки, опустив на них подбородок с небольшой черной бородкой.

– Что до врагов госпожи Метаксии, - медленно сказал грек, - главное сейчас не то, кто ей враг, потому что их очень много, а то, с кем она решила свести счеты. Фома Нотарас, сын ее дяди, – как старинный друг ее семьи, так и старинный ее враг… Это зависит от того, какими глазами она на него поглядит.

– Не понимаю, - сказала Феодора.

Олимп улыбнулся.

– Ну, многое ты уже понимаешь, - сказал скульптор.

Тут Феодоре стало дурно от нового понимания.

– Ее супруг… - прошептала она. – Не причастен ли Фома…

– Нет! – сурово воскликнул грек.

– Супруг госпожи Метаксии, Лев Аммоний, был храбрым военным человеком и погиб в бою, - сказал скульптор. – Сейчас поводов проявить доблесть, как и погибнуть за свою правду, искать не нужно… Правды на нашей земле множатся, поводы для битв тоже, - усмехнулся он.

Феодора вздохнула, страдая за то, чего никогда вполне не поймет.

– У них были дети? – спросила она.

– Да, - ответил Олимп к ее удивлению. – Двое мальчиков, погодки. Оба умерли от чумы в Константинополе, охватившей город из-за нечистоты.

Феодора ахнула. “Тебе повезло… Во всем городе нет воды”, - прозвучали в ее голове слова Метаксии.

Сколько же ужаса могло скрываться за самыми простыми, обыденными словами! И сколько ужаса люди скрывали друг от друга за стенами своих домов – особенно женщины, вечные молчальницы!

Олимп положил ей руку на локоть.

– Все умирают, - повторил он утешительные слова, которые сказал Феодоре в мастерской. – Это было семь лет назад… Дети совсем не мучились. Господь прибрал их быстро.