Только этого ему и хотелось.

Но сейчас, под взглядом неизвестной госпожи, он вдруг почувствовал сильное смущение – и желание, чтобы она открыла лицо или хотя бы заговорила с ним. Потому что он ощутил ее жалость к себе, а не охоту позабавиться человеком, христианской душой, - как здесь делали все.

Они вошли во дворец, и стража пропустила их, отдав честь императору. Незнакомка по-прежнему держалась рядом с Иоанном - и теперь ему стало понятно, что она хочет заговорить с ним; смущение евнуха сменилось испугом. Когда стража и другие свидетели остались позади, госпожа вдруг тронула его за плечо.

– Отойди со мной в сторону, - сказала она по-русски, хотя и с заметным греческим акцентом.

– Кто ты такая? – изумленно спросил Иоанн.

Спросил тоже по-русски, хотя был ошеломлен ее речью и не знал, что подумать.

Из-под вышитого покрывала раздался тихий смех.

– Что тебе до того, кто я? Здесь ты подчиняешься всем знатным, - сказала гречанка. – Идем со мной.

Иоанн ощутил стыд и гнев. Но, конечно, эта женщина была права; и он послушно отошел с ней к стене, где их скрыли тени.

А потом вдруг знатная госпожа положила руки ему на плечи и приблизила лицо; он различал под ее покрывалом только черноту волос и золото украшений. На него повеяло благовониями, как в церкви.

– Мальчик, я знаю, что ты очень несчастен.

– Я не мальчик! – воскликнул Иоанн, краснея от гнева; но и страх никуда не исчез, и смятение от близости гречанки и ее слов только увеличилось. Она засмеялась и потрепала его по плечу; рука была смуглая, теплая и, наверное, сильная.

– Я знаю, кто ты такой, - сказала она.

Вдруг женщина выпрямилась и открыла лицо. Она оказалась красивой и величавой, с золотыми подвесками у висков, с подведенными серыми глазами, которые смотрели на него почти с материнской нежностью. И с насмешкой, которой Иоанн никогда не видел у матери.

Гречанка еще раз склонилась к нему и погладила по щекам кончиками пальцев, нежными, как шелк.

– Я знаю, что ты безбородый раб, - прошептала она.

Иоанн чуть не задохнулся. Ему казалось, что он стал равнодушен к оскорблениям, – но теперь каждое слово неизвестной женщины возмущало его душу, как буря; точно его маленькой души было целое море…

– Раб - и что с того? – хрипло спросил он. – Тебе… Госпоже что-то угодно?

Гречанка положила ему руку на плечо. Она вдруг помрачнела.

– Я знаю, как тебе тяжело, - сказала она, и голос ее стал хриплым, как у него самого. – Знаю, каково так жить – когда никто не видит тебя, никто не хочет знать, чего хочешь ты, знать, что у тебя тоже есть душа…

Иоанн отступил.

– Что тебе нужно? – неприязненно спросил он.

Гречанка улыбнулась, ласково прищурив серые глаза.

– А тебе самому не нужно уже ничего?

Иоанн покачал головой. Он потупился, горячо молясь, чтобы все кончилось и эта женщина ушла.

Теплая рука опять погладила его по плечу.

– Они сделали тебя безбородым, - прошептала гречанка, - я знаю, что так они убивают все желания… Но ведь ты был сотворен мужчиной, и этого никому не изменить!

Иоанн ужасно смутился и рассердился сразу. Он шагнул к незнакомке, сжав кулаки; и знатная гречанка быстро отступила, точно испугавшись его пыла. Рассмеялась.

– Теперь я вижу мужчину!

Потом перестала улыбаться, хотя продолжала смотреть на него ласково, как будто познавая и поглощая глазами всего… как-то бессовестно смотреть. Иоанн еще больше застыдился; но ему вдруг очень захотелось удержать женщину, удержать этот ее взгляд.

А потом гречанка неожиданно спросила:

– Хочешь, я сделаю так, что тебя заметит император?

Иоанн вздрогнул и даже пошатнулся. Тряхнул русой кудрявой головой; нет, ему не мерещилось, и искусительница никуда не пропала.

– Зачем… Зачем я тебе нужен? – спросил он.

– Я сейчас увидела и пожалела тебя, - ответила госпожа. – Ты так юн, хорош собой, смышлен… Ты достоин служить самому василевсу!

Иоанн быстро заправил русые волосы за малиновые от стыда уши.

– Как ты узнала, что я смышлен… когда пожалела?
– грубо отозвался он. – Ты ведь только теперь со мной говоришь!

Гречанка рассмеялась.

– И вправду смышлен.

Она склонилась к нему и легким, нежным движением обняла за плечи. Посмотрела в лицо.

– Ну, что скажешь, юноша? Хочешь служить василевсу? Ты сейчас не знаешь ничего и идешь, куда тебя тянут за твою веревку, - прошептала она. – А если постараешься, сможешь сделаться постельничим, будешь знать такие тайны, которых не знают даже сенаторы… даже советники императора…