Желань хотела отвернуть лицо, но грек с неожиданной силой поймал ее подбородок и прижался к губам долгим поцелуем. Потом спустил с плеч платье и принялся ласкать и целовать ее тело. Пленница млела от страха и томления.

Потом в воздухе кельи разлился аромат оливкового масла: так пахло в греческих рядах на торжище в Москве. Ромей принес с собой кувшинчик масла, как его коварная помощница, - но употребил это масло таким образом, что Желань помертвела от унижения. Любовник, улыбаясь, не спеша умастил этим маслом ее и себя - а потом обнял наложницу и сочетался с нею. Принимая его власть, славянка обхватила своего господина за шею и приникла к нему; его руки качали ее, как неусыпные волны, омывающие Город. Теперь она не испытывала боли, а только сладострастие. И ее все сильней подмывало чувство, что есть еще лучшая, большая услада; что ей ее не дали…

Она изумленно ахнула. Посмотрев в глаза ромея — серые глаза, с ласковым и знающим прищуром - Желань испугалась себя, а не его. Она думала прежде, что крепка, - а оказалось, что ее даже толкать не надо, чтобы она упала в яму!..

– Господи, какой грех, - прошептала она.

Фома Нотарас погладил ее по щеке и что-то с улыбкой сказал. Он ей польстил. А потом снял с себя золотую цепь и повесил рабыне на шею; от нежданной тяжести она согнулась перед ним, точно всецело покоряясь, - чем патрикий остался еще более доволен, чем ее постелью.

Он ушел — а Желань, оглаживая драгоценный подарок, подумала со страхом: что будет, если она понесет от этого грека, с которым двух слов не может сказать и который может распоряжаться ею, как вещью?

Но это не ей решать. Бог управит — больше некому!

Потом на два дня ее оставили одну — но неизменная Метаксия, державшая нос по ветру, опять сменила холодность на ласковость; и даже вывела пленницу погулять. Вернее сказать — посидеть на солнце, на террасе. Но рабыня была очень рада. Хотя долго пробыть на солнце ей не дали — чтобы белую кожу не испортить…

Потом хозяин провел с наложницей еще одну ночь, ночь ласк, хотя и в этот раз почти ничего не говорил и не остался с нею спать. Но теперь Желань ощутила, что падает в яму безудержно, безвозвратно…

А потом Метаксия сообщила ей, что во дворец возвращается василевс.

* Патрикий — знатный (греч.).

* Константинопольские бани к XV веку были почти полностью разрушены землетрясениями, завоеваниями и перестройками; что очень существенно, в ходе военных действий регулярно разрушались акведуки, снабжавшие город водой.

========== Глава 4 ==========

– Вот это император Иоанн* – приглядись получше, - прошептала Метаксия в волнении, показывая пальцем в сторону волнующейся группы придворных. Они с Желанью притаились за колонной и выглядывали оттуда, как две сестры.

Желань пригляделась и так и не поняла, где император, - эти люди казались ей живой выставкой драгоценностей, как наряжались великие бояре и князья и на Руси и к которым она привыкла; но знатных греков ей было очень страшно. На Руси всегда почитали жен, и даже в самой последней из холопок видели душу; а эти господа смотрят на всех рабов, а тем паче женского пола, как на скотину…

– Не вижу василевса, - прошептала славянка, изнемогая от волнения. Василевс со свитой прошел; его окружали грозные воины, закованные в железо с головы до ног. Такую стражу она еще не видела.

– Бессмертные*, - прошептала Метаксия. – Лучшие воины нашего императора!

Гречанка шагнула вперед и выдернула товарку за руку из-за колонны. – Идем, - прошептала она. И, к ужасу Желани, повела ее не прочь, в женские комнаты, а потащила вперед, следом за василевсом. У Желани подкосились ноги от испуга; но гречанка только повела головой, показав глазами в сторону. За императором валило множество людей – придворных и слуг, мужчин и женщин, которые громко смеялись и переговаривались.

– Все радуются, - прошептала среди общего шума Метаксия. – Наш отец приехал!

Желани послышалась в ее словах ядовитая насмешка. Она чуть было не спросила: за что Метаксия не любит императора; и едва удержала язык. Но тут люди, окружавшие Иоанна, расступились, и рабыня-славянка тоже увидела его.

Это был уже старый человек – в молодые годы, должно быть, красивый, как ангел: с голубыми глазами, с аккуратной светлой бородкой и длинными светлыми волосами с проседью, точно серебро с золотом. Император был одет в позолоченный доспех – и кроткое лицо василевса казалось утомленным, точно доспех тяготил его. Иоанна держали под руки два безбородых человека. Здесь мужчины ходили и с бородами, по православному обычаю, и с гладкими лицами; но эти прислужники чем-то удивили Желань - может быть, своим одутловатым, безразличным видом, несмотря на то, что они сопровождали и поддерживали священную особу. Они были как светильники, которые задули прежде срока.

Метаксия улыбнулась, увидев, на что устремлен взгляд рабыни.

– Евнухи, - прошептала она. – Эти двое никогда не были мужчинами.

Она взяла свою наперсницу под руку, и они улыбнулись друг другу, поняв одна другую без слов. Женщину куда труднее, почти невозможно лишить женского естества.

Потом Желань увидела, как греки расступаются, пропуская к императору других смуглых и черных южан; но одетых иначе, нежели ромеи, - в высоких драгоценных шапках, больших, словно надутые золотые шары, и длинных и тяжелых черных бархатных платьях.