Манс казался… невредимым. У него по-прежнему не хватало нескольких пальцев, и его раны все еще были открыты, но кровотечение прекратилось. Из его лица исчезла болезненная слабость, кожа стала более гладкой, а в глазах горел огонь. Дым окутывал его пальцы и неспешно поднимался к сводчатому каменному потолку. Теон стоял как вкопанный, не веря своим глазам, как вдруг снова услышал скрежет камня.

Статуя Азора Ахаи, которая стояла над пустым саркофагом, медленно начала поворачиваться на своем постаменте, как будто сработал какой-то потайной механизм. Наверное, это произошло, когда Манс взял в руки меч. Никто бы сюда не пришел без крайней нужды. И никто бы не смог взять меч, если бы здесь не было…

У Теона перехватило дыхание, как будто его ударили…

…выхода наружу.

Статуя сделала полный поворот, величественно, словно танцор на балу. Там, где она стояла, обнаружился узкий темный проход; крутая винтовая лестница вела одним богам известно куда. Лаз был узким, по нему едва мог протиснуться один человек; им придется ползти друг за другом. Внутри пахло землей и плесенью, а не гнилью и разрушением. Это самое начало и самый конец тьмы.

Манс с трудом выпрямился, весьма непочтительно опираясь на Светозарный, как на костыль. Меч продолжал мерцать и переливаться; Теон был поражен этим блеском. Не только блеском - еще и тем, что, по его мнению, меч сотворил с Мансом. Огонь очищает, так же как и разрушает. Это он исцелил его. Теону так хотелось тоже исцелиться, ведь всю свою жизнь он был сломлен, но ему было слишком страшно взять меч в руки и подвергнуть себя неизбежному и, скорее всего, гибельному испытанию. Я слишком слаб, чтобы его выдержать.

– Перевертыш, - голос Манс был похож на раскат грома. – Ты видишь ножны?

Теон хотел было ответить, что им не до ножен, но решил, что это действительно разумная мысль. Им придется протискиваться по чрезвычайно узкому проходу с мечом, который не только светится, но еще и смертельно острый, так что он побрел по катакомбам в надежде найти что-нибудь подходящее. К его величайшему удивлению, ножны действительно нашлись – самые обыкновенные на вид. Когда Манс вложил в них меч, зал погрузился в почти кромешную тьму. В наступившей тишине было слышно лишь хриплое дыхание короля одичалых.

Наконец Теон заговорил:

– Нужно идти.

– Ага, - согласился Манс. Он сделал несколько шагов вперед, все еще нетвердо, но уже увереннее, чем тогда, когда Теон практически втащил его в этот зал, и указал на узкую лестницу. – Ты первый.

Подавив желание возразить, Теон подчинился. Он осторожно пересек зал и, пригнувшись, шагнул внутрь; древние ступени оказались достаточно крутыми, так что ему пришлось схватиться за них ободранными руками для устойчивости. Встав на четвереньки, он пополз вверх.

И снова время исчезло. Было только здесь и сейчас. Манс бесшумно двигался следом; одичалый в совершенстве отточил свой навык, годами скрываясь от патрулей Ночного Дозора и от всего прочего, что может подстерегать в лесах. Теону стало как-то спокойнее от мысли, что Манс прикрывает ему спину. Он так и не понял, зачем Манс напал на него у гробницы, но, по крайней мере, тот не пытался это повторить. В конце концов, именно благодаря этому крышка открылась; их жалких усилий точно бы не хватило, чтобы ее сдвинуть.

Все вверх и вверх. Они спустились глубоко вниз, теперь им предстояло проделать путь обратно. Теон все ждал, что лестница окажется перекрыта или что появится еще какой-то повод остановить этот безумный подъем, но он вспомнил о крипте и содрогнулся. Здесь мне удалось спастись, зато я насмотрелся на гробницы на всю оставшуюся жизнь. Сколько бы ее ни осталось.

Наконец он почувствовал на лице морозный поцелуй зимы. Воздух. Холодный воздух. Они наверху.

Прямо перед собой Теон разглядел призрачный контур решетки. Он думал, что ему не удастся сдвинуть ее, но оказалось, что железо проржавело, и при первом же толчке решетка легко сломалась. Теон прополз сквозь нее в сточную трубу, полузасыпанную камнями и обломками льда, и вылез наружу посреди шелестящих деревьев.

Богороща. Он сразу узнал ее. Здесь он стал мужчиной, здесь он видел лицо Брана, здесь он смотрел, как Джейни выходит замуж за Рамси. Могучие черные деревья согнулись под тяжестью мерзлого льда. Вдалеке на стенах Винтерфелла горели факелы; богороща занимала три акра и вплотную примыкала к замку. Снег перестал падать, но воздух был колючий и морозный. Горячие источники дымились, словно костры Станниса.

Манс выполз следом и встал на ноги. Он тяжело дышал, вокруг его носа и рта клубился серебристый пар, и Теон забеспокоился. Нас заметят. Единственный выход из богорощи – мимо сердце-древа, через ворота, которые ведут к замку. Теон подумал, что Манс вряд ли захочет здесь остаться.

Король одичалых приложил палец к губам. Теон кивнул. Во всяком случае, я не струшу. Пригнувшись, они быстро пробрались через густо растущие деревья к западной стене рядом с Охотничьими воротами, через которые он когда-то выехал, чтобы найти Брана и Рикона. Благодарение богам, я их не нашел.

Здесь была караульная башня, которую, на счастье, Болтоны оставили пустой. Когда Манс начал карабкаться по ступеням, чтобы оглядеться, – в том состоянии, в каком он был раньше, ему бы точно это не удалось, - Теон заметил нечто странное. У стены лежал бочонок, от него отходила промасленная пеньковая веревка, которая вела к другому такому же бочонку.