Крики Галаззы Галар перешли в придушенный хрип. Тирион почувствовал вонь горелой плоти, краем глаза заметил, как жрица корчится на полу. Ее токар дымился, горящие пальцы скрючились, а дракон – с некоторым удовольствием Тирион подумал, что чудище, похоже, знает, что делает, – приготовился к последнему удару. В этот миг он был воплощением смерти, неистовый и ужасный, хищник, торжествующий над добычей, готовящийся погасить кровь огнем.

Но вместо этого дракон был атакован карликом.

Вряд ли Таргариены делали это именно так. Тирион ухватился за гладкие жесткие чешуйки на драконьей спине и вцепился в них что было сил, насколько позволяли израненные руки. Дракон зарычал, замотал головой и попытался стряхнуть его, но тщетно. Все-таки иногда удобно быть маленьким. Тирион уселся вне досягаемости от клацающих челюстей, и поскольку дракон не мог его схватить, у чудища оставался единственный выход – попытаться сбросить его в воздухе.

Что он и сделал. Зеленая Благодать, охваченная пламенем, все еще хрипела в агонии, а дракон несколькими легкими взмахами крыльев поднялся в воздух. Тирион тесно прижался лицом к обжигающе горячей драконьей шкуре и сквозь щелочки глаз наблюдал, как храм становится все меньше и меньше. Я лечу на драконе. Если быть совсем точным, он вот-вот свалится с дракона, но нарастающая дрожь дала ему силы, чтобы держаться.

Извиваясь и дергаясь, дракон поднимался все выше, пробивая собой дымовую завесу. Он покинул разрушенный храм, взмыл над золотым куполом, и Тирион почувствовал на лице дуновение свежего воздуха и увидел внизу горящие руины святилища. Чем выше они поднимались, тем дальше он мог видеть крыши Миэрина, но у него не было возможности насладиться видом. Острые края чешуи до крови резали пальцы, не говоря уже о жаре, обжигающем кожу; Тирион прямо-таки чувствовал, как тело покрывается волдырями. Дракон весь состоял из мышц, когтей и чешуи, и с каждым взмахом крыльев он с невообразимой скоростью поднимался все выше. Силы Тириона были на исходе, но, по крайней мере, он мог сказать, что справился. Он дожил до того дня, когда драконы вернулись в мир. Теперь можно умереть с высоко поднятой головой, а не как…

И в этот момент, прорываясь сквозь задымленный воздух, сквозь тьму, израненную тысячами огней, он услышал рог.

Этот звук словно пронзал насквозь. Казалось, тысячи страждущих душ, тысячи голосов кричат прямо ему в ухо. Их вопль становился то тише, то громче: иииИИИИИииииИИИИИИИИИИИиииииии. Никто в Миэрине не мог укрыться от него. Тирион понял, что рог призывает не его. Он призывает драконов.

Белый дракон тряхнул головой, словно отгоняя пчелу. Фыркая и выпуская дым из ноздрей, он сделал последнюю мертвую петлю и камнем упал вниз, сопровождаемый отчаянным воплем Тириона, потом выровнялся и принялся хлопать крыльями, как пьяный, преследуемый этим ужасным звуком. Оно выслеживает дракона. Оно хочет подчинить его себе. Что это за «оно», Тирион не знал, но его худшие страхи подтвердились – теперь ясно, который из братьев Бейлона Грейджоя приплыл в Миэрин одним богам известно зачем. «Молчаливую» знают и боятся в портах по всему миру. Только Эурон мог освободить эти темные чары. Только Эурон мог знать, как это сделать.

Вслух он только прохрипел:

– Твою ж мать.

Белый дракон – Тирион припомнил, что юная королева назвала их в честь своих покойных братьев; зеленого зовут Рейегаль, значит, этот – Визерион, - похоже, проигрывал борьбу с властным зовом рога. Кто бы мог подумать, я лечу на драконе, названном в честь идиота. Вот если бы Рейегаль почтил своим присутствием Храм Благодатей, тогда он мог бы… мог бы…

Впрочем, Тириону не удалось додумать мысль о том, что он мог бы сделать с Рейегалем. Визерион взмыл в воздух и вновь нырнул вниз. Отзвуки рога все еще разносились в затянутом дымом небе. Наконец дракон накренился, развернулся и стремглав полетел к Великой Пирамиде, откуда доносился звук.

Ветер выл у Тириона в ушах, глаза слезились. Он весь дрожал от напряжения, тело болело от ожогов. Но тем не менее он решил, что свалиться вниз – это не вариант, и собирался прожить достаточно долго, чтобы увидеть, как Визерион дыхнет огнем Вороньему Глазу прямо в лицо. Посмотрим, как ему это понравится. Но если это какое-то колдовство, подчиняющее драконов его воле…

Эурон Вороний Глаз сам по себе жуткий человек. А Эурон Вороний Глаз, обладающий двумя драконами, - об этом и подумать страшно.

Может, было бы разумнее самому спрыгнуть вниз. Но пальцы у Тириона свело судорогой, так что он при всем желании не смог бы их разжать, поэтому ему ничего не оставалось как болтаться, словно осенний лист на ветру, на спине у Визериона, в то время как дракон летел по направлению к темной пирамиде. Ее террасы были охвачены огнем, люди поспешно разбегались в разные стороны, крики перекрывали свист стрел и грохот падающих камней. Визерион направился к самой вершине пирамиды, туда, где находился рог.

Дракон начал опускаться на вершину пирамиды, и люди, стоящие там, разбежались в поисках укрытия. Один из них – нет, двое, - остались на месте. Первый - высокий, мрачный воин, закованный в закопченную серую броню, на которой золотом выгравирован кракен, раскинувший восемь щупалец по широкой груди. Волосы длинные и черные, глаза глубоко посажены, нос – словно клюв хищной птицы. Это не Эурон, тот настолько же пригожий, насколько опасный. Это Виктарион. Семь преисподних.

Второго Тирион тоже узнал. Не могло быть другого человека с такой же гривой белых волос, угольно-черной кожей и татуировками, вытравленными на лице. Вместо красных одежд своего ордена он был одет в рясу, пошитую из знамени с кракеном. В последний раз Тирион видел его падающим за борт «Селасори Кхорун» во время шторма… проклятье…

– Приди же, - воздев руки к небу, воззвал Мокорро низким, мрачным, гулким голосом. – Приди же, как предназначено. Приди к мужу, который скоро будет править небесами и повелевать пламенем.

«Нет, - беспомощно взмолился Тирион. – Нет, не надо».

Слишком поздно. Визерион опускался все ниже и ниже, и Тирион заметил еще двух несчастных, приглашенных на этот безумный праздник. Один, кажется, был из людей Грейджоя, в дымящейся руке он сжимал изогнутый черный рог. У него изо рта текла кровь; Тириону не нужно было заглядывать ему в глаза, чтобы понять – он мертв. Чтобы подуть в эту проклятую штуку, нужно заплатить жизнью.