Дальнейшие события шли обычным порядком. Курсанты вылетали самостоятельно один за другим. Те из них, кто вылетели в числе первых, были лидерами и осваивали новые виды полётов. Мусин уже получил допуск к полётам в зону. После первого самостоятельного вылета он стал более уверен в себе, быстро всё усваивал и не доставлял Киму хлопот в лётной подготовке, но зная характер этого курсанта, инструктор понимал, что ослаблять контроль нельзя.

Однажды на аэродроме, старший лейтенант Ким случайно услышал разговор курсантов в курилке. Он сидел на траве за углом, так называемого, "лётного домика" и его не было видно. Один из курсантов сетовал, что у него не получается в зоне вывести самолёт из глубокого виража на той же высоте, на которой он этот вираж начал. Вмешался Мусин:

– Ха!.. Слабак! Забудь про вариометр, будешь на него смотреть, так и будешь на вираже высоту гонять туда-сюда. Я вот никогда...

Ким вздохнул, поднялся и вошёл в курилку, курсанты встали. Мусин смотрел прямо на инструктора, в глазах мелькали искорки:

– Я правильно говорю, товарищ старший лейтенант?

– Правильно,.. Лучше меня...

Ким сказал это вслух, а про себя подумал:

– Всё, пора подрезать крылышки.

Всё дело в том, что в процессе лётного обучения у каждого курсанта, у одного раньше, у другого позже, наступает момент, когда он вдруг понимает, что умеет летать. До этого момента он делал всё очень осторожно, беспрекословно выполнял догмы инструкций по технике пилотирования, а также всё то, что вбил ему в голову лётчик-инструктор. Он не замечал большого количества мелких ошибок, его манера пилотирования, взлёты и посадки были грубоваты, но безопасны, благодаря строгому соблюдению требований методики обучения. Со временем, выполняя самостоятельные полёты, курсант становится более уверенным, у него раскрепощается внимание, он уже может кратковременно отвлекаться от пилотирования. У него создаётся ложное впечатление, что пилотировать самолёт не так уж и сложно. Он начинает понемногу позволять себе некоторые вольности и постепенно теряет бдительность и осторожность. Процесс этот закономерен и известен каждому инструктору. Если не придать этому значения - жди беды. Это предусмотрено и курсом лётной подготовки курсантов. Строго предписано после каждых десяти - пятнадцати самостоятельных полётов выполнить три контрольных полёта с проверяющим. Целью полётов указано проверка умения действий курсанта при исправлении отклонений на взлёте и посадке. Это весьма кстати. Обычно после этих полётов курсант получает кучу замечаний и находится в недоумении: он же лётчик, почти ас, а проверяющий кричит, кого вы мне подсунули, кто его выпустил, он же ничего не умеет, его ещё учить и учить. После этого курсант выслушивает и от инструктора: опять подвёл, откуда ты на мою голову взялся и всё в том же духе. Это позволяет встряхнуть курсанта, вернуть его в реальность, даёт ему возможность посмотреть на себя как бы со стороны.

Но десять - пятнадцать полётов - это для среднестатистического курсанта. Для каждого индивидуума эти сроки свои. Такие курсанты как, к примеру, тихий и робкий Пересвет примерно укладываются в эти сроки. Парни с таким характером тяжело переживают неудачи, ждут их, боятся быть хуже других, беспрекословно выполняют все требования инструктора, от буквы до буквы, не проявляя никакой личной инициативы. На них нельзя повышать голос и кричать, сразу всё забудет. До таких долго доходит, но если он что-то усвоит, то это навсегда, навык уже не выбить ничем. С ними инструкторы ведут себя ровно, нужно только в нужный момент похвалить и всё: этот парень неделю будет копытами высекать искры, стараясь доказать, что он может и большее.

Для курсантов, которые не робкого десятка, требуется другой подход. Они, как правило, более инициативны и практичны, абсолютно уверены в себе. Им обычно легко всё даётся и очень часто учиться им мешает банальная лень. Этим напоминать о том, что они из себя представляют нужно гораздо чаще, причём необходим громкий, жёсткий разнос. Но неудачи этих ребят только подзадоривают. Они пытаются их немедленно исправить, но по причине излишней активности и малого опыта частенько опять нарываются на неприятности.

Что касается конкретно Мусина, то срок его проверки ещё не подошёл, а необходимость намылить холку явно назрела. Ким в этом не сомневался. Так же он не сомневался и в том, что ждать повода долго не придётся. И он оказался прав.

На следующий день вечером, несколько курсантов проводили время в спортгородке. Завтра полёты, скоро ужин и отбой. Несколько человек бросали мяч в баскетбольное кольцо, Мусин со своим другом Евсюткиным упражнялись на перекладине. Они уже собирались уходить, когда мимо них в сторону аэродрома прошёл старший сержант сверхсрочной службы Петухов. Запах одеколона "Саша" раздавался от него за версту. Он был в новом, но не глаженом комбинезоне. На голове офицерская фуражка. Друзья переглянулись.

– Знаешь, куда он пошёл?
– спросил Мусин.

– Куда?

– Мне Чернышев сказал. У него новая краля в Александровке, это деревня на линии пути от второго к третьему развороту. Шасси как раз над ней выпускаем.

– Да знаю я, где Александровка. То же мне, штурман... Ну, краля, так краля. Это его дело.

– Это так. Мужики говорят, что он каждый раз, когда попадает в лагеря, уезжает с новой кралей.

– Завидуешь?

– Да пошёл ты!.. Интересно, что он ей там рассказывает. Что хошь, - лётчик и полковник, как минимум.

– Ну, это тебе видней, что в таких случаях рассказывают женщинам...

– В лоб хочешь?

– Да иди ты...Что ты к нему пристал?

– Слушай, давай приколемся! У тебя завтра три круга в конце смены, давай попросим Кима, чтобы разрешил мне с тобой слетать.

В былые времена это было обычным делом, в самостоятельные полёты курсантам подсаживали в заднюю кабину другого курсанта в качестве лётчика-наблюдателя.

– Ну, давай. А зачем?

Мусин наклонился и поднял старый, изодранный спортивный тапочек и потряс им воздухе:

– Привет отправим! Сейчас фломастером напишем: "Тонечка, привет от Славика!" и над Александровкой завтра выбросим.

– А если узнают?

– Да как и кто узнает?

– Не нравится мне это... Ты как придумаешь чего-нибудь, потом только лопатой махай...

– Да ладно тебе, не бойся! Дальше фронта не пошлют! Никто не узнает. С аэродрома не увидят, далеко. На самолёте барик, что кабину открывали не увидят, - Мусин толкнул в плечо своего друга, - Давай сделаем! Или боишься?

– Ну, ладно. Давай.