Грег ковыляет до коня, подволакивая ногу, и сам перерезает ему горло.

Лошадиные ноги бьют по земле, взрывая сухую траву, и на многие мили вокруг слышен лишь этот хрип. Принц отворачивается, жмурясь, но когда конь умирает - он не велит повернуть назад.

Они уходят ночью, в его дозор - живые дезертиры, утаскивая раненых.

У них еще есть шансы выжить.

Рыцарь видит, но не пытается им помешать.

– --

Даже Ханс не удивляется утром.

Грег резко ругается сквозь зубы, пиная затихшие угли, и зло бросает рыцарю:

– Это из-за тебя.

Нет, не из-за него; они оба знают.

Им оставили почти всё: десятки копий и щитов, припасы, одежду и бурдюки с вином.

Дракон не полетит за беглецами.

Грег перебирает оставленное, изредка ругаясь - и в его злости слышится облегчение.

– Нам тоже придется уйти, - говорит он без сожаления.
– Вернуться. Взять с собой больше людей.

У ушедших более ценный груз, и они торопятся домой.

Ханс молчалив, и начальник стражи ждет его решения.

Рыцарь его уже знает.

– Нет. Я спасу её сам.

– Идея безумна, ваше высочество.

Оказывается, голос принца может быть жестким - жестким как камень, срамя тон отца.

– Ты можешь уйти, если хочешь. Я освобождаю тебя от клятв.

Ему легко говорить и бросаться словами; верность - то, что чувствуют дураки.

– Не в клятвах дело, - отвечает Грег.

Будь рыцарь моложе - ему было бы жаль вояку.

Жалость то, что только начинает просыпаться в нем за многие долгие зимы.

Драконы не чувствуют жалости.

– Оставь. Ему бессмысленно объяснять.

Иногда рыцарю кажется, начальник стражи понимает тоже - более глубокой, кровоточащей болью, как могут скорбеть по родным. Он не спрашивает, о чем речь, не делает удивленного взгляда, он молчит и никогда не считал принца дальновидным и хладнокровным.

Верны не за это.

– Что ты имеешь в виду?
– взъедается Ханс, вскакивая.

Он ниже рыцаря почти на голову, и его кулакам, лишенным мозолям, трудно пугать.

– Ты поймешь сам, позже. Ты сам увидишь.

– Почему ты не хочешь объяснить мне? Думаешь, я мальчишка? Думаешь, я не смогу понять?

– Знаю.

На миг кажется, Ханс действительно ударит его - хлесткой, обиженной пощечиной девчонки или ребенка. Он не бьет, и это больше удара приближает его к мужчине.

Они собирают самое необходимое из того, что смогут унести - щиты, копья и бурдюки с водой. Еды съедают столько, сколько помещается в желудок, бросая остальное, и рыцарь лично взваливает на плечо несколько мехов вина. Грег больше не спорит с решением, и ему тоже бессмысленно говорить. Он ковыляет по степи медленно и упрямо.

До подножия башни они доходят втроем.

7.

У подножия башни трава выжжена до земли - черной, спекшейся и сухой настолько, что трещины раскрывают её, как свежие раны. В такой земле рождается только яд.

Сгущающаяся ночь обступает их плотным кольцом, предвещая беду, и нет ничего, что сгодится для факелов. Они разбивают лагерь у башни, и длинная тень её накрывает их и тянется до горизонта. Огонь костра силится разогнать тьму, но искры костра вспыхивают, взлетая, и гаснут.

Он сдастся к утру.

Грег валится на землю, едва добравшийся до стоянки. Левая сторона его тела с трудом слушается, превращая в подвиг каждое движение ноги - но он ковыляет, отказавшись от помощи. Может, он надеется задержать их, но Ханс не понимает маневра. Начальника стражи кладут поближе к огню, принц укрывает его своим плащом, и тот спит беспокойно, иногда судорогой извивая тело.

Как и огонь - он вряд ли доживет до утра.

Когда придет дракон, он не протянет долго, и рыцарь отдает ему последние часы спокойствия.

Ни один из них не протянет, и рыцарь смотрит на принца с сожалением.

Из него мог бы получиться не самый плохой король.

– Есть кое-что о твоей принцессе, - бросает рыцарь, и угли вторят ему шипением.

– Я знаю, - откликается принц.

Он вздыхает, расстегивает верхние пуговицы камзола и вытягивает медальон, висящий на шее. Рыцарь понимает - он действительно знает. Понимает еще до того, как Ханс раскрывает медальон - но он раскрывает, и Лидия действительно совсем не похожа на себя на картинке.