– С-синематограф? – расширились от удивления глаза Эраста Петровича. – Вы уже используете его? Вы все засняли? – продолжал восхищенные реплики детектив, не в силах остановиться. – Я слышал, что в Европе его уже используют для демонстрации короткометражных фильмов, но чтобы его использовали как инструмент записи улик – т-такого я не слышал. Очень любопытно! – От волнения Фандорин начал двигаться по комнате в свойственной ему манере и заикаться еще пуще прежнего.
– У нас в России т-тоже изобрели п-подобный аппарат – аппарат Тимченко н-называется, но он не так распространен, да и требует значительной д-доработки…

– Мистер Фандорин, прошу прощения, - прервал профессор непонятный ему поток информации, льющийся из ушедшего в свои восхищенные размышления детектива, - право, я не знаю, о чем вы говорите, я имел в виду Омут Памяти всего лишь.

– Омут п-памяти?
– на автомате повторил детектив, сбитый с толку заявлением седовласого старца.

– Есть у нас в волшебном мире некий предмет, куда можно сложить на время некоторые мысли и воспоминания, а затем, опустившись в него, можно эти воспоминания посмотреть со стороны или сложить обратно в голову. Я как раз недавно у Филча такое воспоминание забрал, уж больно он страдает из-за своей кошки, представляя каждый раз картину того самого первого несчастного случая… - Дамблдор прервался, взглянув в непонимающее лицо Эраста Петровича. – Лучше вам это увидеть собственными глазами.

Профессор подошел к шкафу и достал из него небольшой предмет, напоминающий каменный горшок, из которого валил зеленоватый туман. Затем он взял с соседней полки маленький флакончик и вылил его содержимое в чашу. Эраст Петрович внимательно наблюдал за действиями хозяина кабинета с растерянным выражением лица. Уже давно, наверное, с тех самых пор, как Эраст Петрович находился среди «крадущихся» и пытался научиться их мастерству, он не чувствовал себя таким беспомощным и дезориентированным, что при имеющемся у него богатейшем жизненном опыте казалось бы крайне странным. Но здесь, в этом волшебном мире, все для детектива было в новинку и тем самым завораживало, как в детстве, когда ты наблюдаешь за цирковыми трюками акробатов и дрессировщиков, буквально, с открытым ртом.

– Начнем, пожалуй, с воспоминания Филча, - произнес Дамблдор, подзывая Эраста Петровича подойти ближе к чаше. – Вам просто нужно опустить голову в этот сосуд, и вы сами все увидите.

– Х-хорошо, - отозвался Фандорин, снимая свой изысканный цилиндр и ставя его на стол рядом с чашей.

Опустив голову в сосуд, Эраст Петрович почувствовал, как его словно засасывает внутрь, и через секунду он уже оказался в коридоре, полном детей, шумящих и галдящих так громко, что различить слова на неродном языке было очень сложно. Фандорин еще не успел осознать, что находится в чьей-то памяти, поэтому его никто не замечает, как появился завхоз, недовольный столь массовым скоплением детей. Приблизившись к месту, вокруг которого толпились ученики, Филч резко остановился, заметив свою окаменевшую кошку, подвешенную за ноги, и принялся, рыдая, обвинять в случившемся знакомого детективу мальчика со шрамом.

Эраст Петрович на секунду увлекся развернувшимся перед ним действием, не веря своим глазам, но, вспомнив, зачем он здесь, направился в сторону окаменевшей Миссис Норис и начал рассматривать место преступления, стараясь не обращать внимание на всех присутствующих. Увидев огромную лужу прямо под подвешенной жертвой, Эраст Петрович вскинул бровь, как бы делая заметку. Подойдя ближе к кошке, детектив попытался проследить возможный взгляд потерпевшей и, удовлетворившись результатом, слегка кивнул с непривычки легкой, в виду отсутствия цилиндра, головой и тут же снова очутился в кабинете директора.

– Это невероятно, - произнес впечатленный Фандорин, поражаясь тому, сколько еще удивительных предметов ему предстоит увидеть.

– Ну, для нас, волшебников, это обычное дело, - ответил профессор, - у вас, у маглов тоже имеются такие штуки, которые даже нас могут удивить. Надеюсь, вы увидели все, что хотели?

– Более чем, - ответил детектив, слегка кивнув в знак благодарности.

– Ну тогда преступим ко второму воспоминанию. – На этот раз профессор поднес к виску волшебную палочку и вытянул из головы что-то похожее на газообразную нить. Стряхнув ее в чашу, он добавил: - Это мои воспоминания, именно я нашел вторую жертву – мальчика Колина - на лестнице. Прошу вас.

Фандорин все еще смотрел на висок Дамблдора, вдруг замечтавшись о том, как было бы легче жить, если бы и из его головы убрали некоторые воспоминания, которые доставляли детективу невыносимую боль. Однако, тряхнув головой как бы отгоняя наваждение, Эраст Петрович решил, что стирать неприятные воспоминания – это признак слабости духа и даже порадовался, что все его воспоминания – прекрасные и ужасные – остаются при нем, закаляя его и без того твердый характер.

Окунувшись в Омут во второй раз, Эраст Петрович оказался на лестнице, и, несмотря на то, что директор предупредил его, что это воспоминание принадлежит ему, было слишком странно наблюдать Дамблдора здесь в ночном халате, а не в мантии, в которую он был только что облачен. На этот раз детектив не стал заглядываться по сторонам, а сразу же преступил к осмотру. Увидев непонятный предмет, находящийся в руках у потерпевшего, Фандорин не сразу понял, что это фотоаппарат, поскольку предмет очень сильно отличался от тех фотоаппаратов, которые доводилось видеть детективу. Эраст Петрович протянул было руку, чтобы рассмотреть предмет ближе, увлекаемый техническим прогрессом, но тут же опомнился, что это всего лишь воспоминание и предметы в нем не осязаемы.

Неожиданно лестница исчезла, и Фандорин оказался уже в больничном крыле в компании все того же Дамблдора в халате и профессора МакГонагалл, облаченную также в одежду для сна. Ненастоящий директор обсуждал с деканом Гриффиндора возможность оставленного отпечатка изображения преступника на пленке, открывая крышку фотоаппарата.

Эраст Петрович даже затаил дыхание в ожидании, но тут же осознал, что его бы тут не было, если бы фотокарточка сохранилась. Из фотоаппарата повалил дым и Дамблдор разочаровано произнес: