Главное - не поцелуй, главное - не поцелуй.

– А как поживает Дистрикт-12 после восстания?

– Довольно неплохо, особенно после того, как в дистрикте по указу Президента была введена новая, а теперь уже лидирующая отрасль промышленности – фармацевтика. От лица всех жителей Двенадцатого мы благодарим её за такой глобальный шаг в развитии нашего дистрикта, – серьезно говорит Пит.

О чем это? Фармацевтика? За один месяц она развернула в нашем дистрикте такую огромную работу? Но почему тогда Сальная Сей ни разу не заикнулась об этом?

– А что ты скажешь по поводу этого, Китнисс? Теперь, когда война завершена, тебе придется найти себе новый род занятий, отличный от спасения всего Панема? – спрашивает Цезарь.

В толпе слышатся смешки. Я улыбаюсь слишком широко – мои скулы начинает хватать легкая судорога. Все эти разговоры противны мне, но я обязана помнить о беженцах.

– Я всегда была отличной охотницей, а теперь, когда ограждения не являются большой помехой, я вновь смогу заняться любимым делом.

– Миссис Эвердин не настаивает на том, чтобы дочь пошла по ее стопам? – не унимается телеведущий.

Ну конечно, настаивает, Цезарь. Я ведь виделась с ней буквально на днях. Мы обсуждали нововведения в дистрикте за чаем с мятой, восхваляя доброжелательные поступки Койн.

– Я думаю, мама поддержит любое мое решение, – мой голос дрогнул.

Цезарь уловил эти нотки в моей уверенной речи, и его лицо тут же наливается горечью утраты. Казалось, он знает о смерти все на свете, и я чувствую по отношению к этому капитолийцу безмерную жалость.

– Соболезную тебе и твоей семье, Китнисс. Утрата Прим - самая большая утрата для всего Панема. Надеюсь, эта рана с течением времени все же перестанет приносить тебе столько боли…

Я не верю своим ушам, но мне кажется, или в его словах нет и тени позерства? Мне кажется, или Цезарь Фликермен искренен со мной? Но уже поздно думать об этом. Эмоции и чувства, которые я задвинула в «долгий ящик», слетели с петель, и, чтобы не показать свои слезы всему Панему, я закусываю нижнюю губу до резкой боли, которая отрезвляет меня. И, пока я еще в состоянии говорить, произношу:

– Она не должна была умирать. Прим была для меня самой жизнью. И пусть виновных уже не наказать. Я знаю, что она бы не хотела, чтобы я поддавалась ненависти. Мы все ослеплены и движимы одной только ею. Но это - не искупление…

Я чувствую, как чувства превращаются в слова, которые я готова высказать всему Капитолию. Ради Прим, Цинны, Порции, Руты, Финника, Меггз, Боггса… Ради них всех. Ради новой жизни.

– Отбирать жизни – и чем мы лучше тех, кто отнял у нас родных? Мой отец однажды сказал мне: «Нельзя разделять мир на черное и белое». И он был прав. Ведь так или иначе они все отдали жизнь ради того, чтобы исправить ошибки прошлого. Кто давал нам право решать, кому жить, а кому отправляться на Арену? И вы готовы стать убийцами? Пусть даже будет один, едва живой победитель – исцелится только его тело. Душа останется с кошмарами, которые творятся среди того ада. Вы видели эту боль! Как я или Пит, Джоанна или Энобария, Вайресс или Бити, Рута или Цеп отдавали жизни ради зрителей, и вы готовы стать одними из них?

Я не слышу ни единого вздоха в забитом до отказа зале Президентского Дворца. Тысячи глаз, не отрываясь, смотрят на Сойку-пересмешницу и испытывают настолько различную гамму чувств, что смешайся она в одном человеке, бедняга сошел бы с ума: ненависть, горечь, обида, злость, радость, ликование, справедливость, гордость. Да, единицы горды тем, что их Сойка все еще с ними. Разъяренных и убитых взглядов намного больше – я не приняла их сторону, не разделила их боль, а значит, я - враг.

Цезарь непринужденно уводит тему разговора в другое русло, и создается впечатление, что все забыли о моей призывающей к справедливости речи. Но я знаю, что зрители помнят. И они вряд ли забудут. Для многих когда-то я стала лучом надежды посреди сгустка смерти и отчаянья. И теперь, когда пришло время расплаты, я иду на попятную.

Они помнят. И зал пустеет у меня на глазах. Когда интервью подходит к концу и Цезарь галантно целует мою руку, я слышу нервный оклик из толпы:

«Мы верили тебе, Сойка!»

Я оборачиваюсь на крик, хотя Пит изо всех сил старается увести меня за кулисы.

– А я верила в вас, – спокойно отвечаю я.

========== Глава 18 : Бити ==========

Бедная. Бедная моя Эффи. На глазах седовласой виднеются серебристые капли слез. Она мечется по комнате, хватаясь за завитые локоны уложенной прически, будто надеясь, что сможет вырвать волоски с корнем. На лице кроме ужаса и растерянности я не замечаю ни единой эмоции. Бедная. Бедная моя Эффи.

– Просто объясни, зачем ты это сделала? – говорит Хеймитч.

– Я нужна им, и ты знаешь это не хуже меня.

– В зале были не только лица из Правительства. Обычные люди, Китнисс, которые надеялись на то, что ты встанешь на их сторону.

– Сторону чего, Хеймитч? Сторону убийства? Или самосуда, который они устраивают? Тебе ли не знать, какой ценой достается победа в Играх. Тебе ли не знать, что переживут эти дети. Я приняла решение под давлением. Я была не готова к подобному!

– Но ты его, тем не менее, приняла! – резко отвечает он.