В очередной раз поклявшись себе бросить пить, военрук, зевая, нащупал на прикроватной тумбочке клочок туалетной бумаги, на котором кривым почерком Клауса было нацарапано:

Уехал на рынок за молоком. На кухне найдешь картоху и бутерброд с повидлом – позавтракай. Не похмеляйся, все равно нечем, но ничего, привезу нам бутылочку крепленого винца.

Клаус

Память постепенно возвращалась, по крайней мере, военрук убедился в том, что он на даче в Новом Орлеане, а не где-нибудь за концом географии. Нашарив под матрасом бумажник, он раскрыл его, вытряхнул многочисленные чеки из местного сельпо и, по привычке, пожелав доброго утра фотографии Убивашки, с трудом поднялся на ноги.

Накинув на плечи махровый халат сестры Клауса, дабы совсем не задубнуть от утреннего холода, Деймон прошагал в кухню, постепенно вспоминая дорогу и в другие жизненно важные комнаты. Но стоило ему дойти до нужной двери, как до слуха донеслось чье-то малоприятное чавканье.

Военрук, не мешкая, выхватил из-за резинки трусов старенький револьвер, с которым спал, боясь, что его ночью изнасилуют, и, нацелившись хрен знает в кого, прыгнул в дверной проем.

– Ёб твою мать! – воскликнул знакомый голос.

– Пахан? – изумился Деймон, опустив пистолет. – Какого черта?

Альбус Дамблдор, дожевав бутерброд с повидлом, внимательно оглядел сурового генералиссимуса, одетого в семейные трусы и распахнутый бабский халат, не стал делать поспешных выводов и жестом указал Деймону на стул.

– Какой сегодня день? – поинтересовался Деймон, послушно сев напротив пахана.

– Пятница, восьмое августа. Ты просрал все лето, мальчик мой. Но я здесь не за тем, чтоб прочитать тебе лекцию о вреде алкоголизма. Тем более, что сам дневал и ночевал рядом с самогонным аппаратом.

Деймон понимающе закивал и, протянув пахану вилку, придвинул в середину стола сковороду с жареной картошкой.

– Как ты попал сюда? – спросил Деймон, намазывая хлеб маслом. – Клаус всегда закрывает дверь на замки.

– Я ж волшебник, ёпта, – напомнил Дамблдор. – Трансгрессировал.

– Ась?

– Это как на троллейбусе, но быстрее. Но не суть, – отмахнулся Дамблдор. – Просто так я не прерывал бы твой отпуск. Проблема у нас.

– Так, – сразу сказал Деймон.

– Волан-де-Морт становится сильнее.

– Так-так.

– Когда Стефан уничтожил его блокнот, сила Темного Лорда не иссякла. Мы лишь разозлили его.

– Так-так-так.

– А вчера пропал кольт, которым мы убили Глиста.

Деймон аж картошкой подавился.

– Как пропал?

Пахан лишь пожал плечами.

– Скорей всего его стыбрил кто-то из свиты Темного Лорда, когда я проветривал свой кабинет и все окна были нараспашку.

– Что особенного в этом кольте? – спросил военрук, глотнув холодного компоту.

– Если я не ошибаюсь, только кольт способен убить Волан-де-Морта, – изрек Дамблдор.

– То есть, если лупануть по супостату из гаубицы, ему ничего не будет?

Дамблдор покачал головой.

– Кольт содержит в себе сильное колдунство. Когда-то давно, Гриндевальд получил этот кольт от демона, еще до работы на «Пушинке». И все это время хранил его у себя, не зная, как им пользоваться.

– Что там пользоваться-то? – буркнул Деймон. – На курок жать и все.

– Стрелять из кольта может только истинный гриффиндорец, – пояснил пахан. – Ибо это – кольт Гриффиндора.

Деймон замер, так и не прожевав кусок хлеба.

– Но Винчестер же стрелял из него в василиска! – воскликнул он.

– В душе Дин Винчестер – типичный гриффиндорец. Храбрый, не очень умный, с тягой к спасению всех и каждого. Поэтому кольт и принял его. Уверяю тебя, Деймон, если бы в Глиста стрелял ты, из кольта и пули не вылетело бы.

– Это почему? – обиделся Деймон.

– Ты такой же гриффиндорец, как из говна тортик.

Картошки в сковороде становилось все меньше и меньше. Наконец, проглотив последнюю картошину и запив ее компотом, пахан встал на ноги, отряхнул мантию от крошек и величественно замер у окна.

– Мы отправляемся повидать одного человека, который знает про кольт больше моего, в надежде, что он подскажет, где его искать. Вставай, мальчик мой, пока ты еще трезвый, надо идти.

Деймон, нехотя, встал.

– Возьми меня за руку, – сказал Дамблдор.

Схватив пахана за руку, военрук прощально взглянул на пустую бутыль бормотухи и вдруг почувствовал рывок в районе живота, тошноту и головокружение, которые были вызваны отнюдь не похмельем. Краски мира смешались в единый серо-буро-малиновый цвет, а ощущение полета очень мешало вестибулярному аппарату.