— Эти отработки у Амбридж — настоящая пытка! — проворчал Рон, растянувшись в кресле. — И как Гарри только держится?

— Не преувеличивай, это всего лишь строчки, — не согласилась Гермиона.

— «Всего лишь строчки»? — передразнил приятель. — Да она же каждый вечер ему руку вспарывает!

Задумавшаяся было Гермиона повернулась к Рону с выражением крайнего ужаса на лице.

— Она — что?

От её внимания не укрылось, что Рон досадливо поморщился — явно по просьбе Гарри не желал ничего говорить, а теперь проболтался. Внутри тут же поднялась волна ярости и бессильной злобы.

— И долго вы собирались молчать? — прошипела Гермиона, отодвинув свиток письма, когда Рон всё же рассказал ей всё про пытки Амбридж. — Уму непостижимо! Она же… Она же издевается над учениками! Это нельзя оставить просто так! Сейчас, подожди…

Спустя полчаса Гермиона вернулась из больничного крыла, куда ходила за настойкой растопырника, и, заметив озадаченный взгляд Рона, пояснила:

— Это уменьшит боль от порезов. Я читала в одной книге, — прибавила девушка, размещая миску на столике, под которым калачиком свернулся Живоглот. — Надо что-то делать.

— Тебе нечем заняться? — не понял Рон, явно сонный. — Шапки уже не устраивают?

— Нет, я не это имела в виду. Я про Амбридж. Нельзя позволять ей творить свои грязные делишки в пределах нашей школы. Посмотри, что она делает, прикрываясь именем Министерства! Я уверена, она — очень страшная женщина, и пусть её внешний вид тебя не обманывает.

— И что ты предлагаешь? — спросил Рон, потягиваясь. — Отравить её?

Гермиона нахмурилась, старательно сдерживая невольную усмешку.

— Пожалуй, сработало бы, но этой змее хватит её природного яда, — заметила девушка мрачно. — Нет, нужно кое-что другое…

Она не договорила — в проёме появился Гарри, медленно шедший после отработки. При виде друзей он заметно приободрился и направился к ним, придерживая пораненную руку. Ни о чём его не спрашивая, Гермиона протянула другу миску с настойкой растопырника, игнорируя желание отчитать его за обман. Гарри и без того тошно, это ясно видно.

Глядя, как приятель купает кровоточащую руку в настойке, Гермиона ещё сильнее убедилась в необходимости противостояния Долорес Амбридж. Уверенная в том, что друзья поддержат её, она осторожно заговорила, предлагая возникшую у неё благодаря Виктору идею самостоятельных тренировок. И Гарри, и Рон поначалу восприняли слова Гермионы в шутку, но потом Рон согласно кивнул, поддерживая подругу и одобряя её идею. Только вот Гарри всё это не пришлось по вкусу, из-за чего он сорвался, отрицая все аргументы, которые приводили Рон и Гермиона, перечисляя его успехи. Ясно было, что пока что Гарри не согласится им помогать, нужно дать ему время всё хорошенько обдумать. Напоследок, уходя спать, Гермиона попросила его принять к сведению возникшую идею, надеясь, что Гарри всё же согласится.

До этого разговора она была убеждена в том, что приятель с готовностью поддержит её инициативу, желая заниматься тем, что у него действительно получается, желая насолить Амбридж. Гарри действительно демонстрировал хорошие успехи в заклинаниях — в конце концов, только ему удаётся создавать Патронуса, а это очень мощная магия. С его практическими навыками и с теорией, изучаемой Гермионой, они могли бы хорошо попрактиковаться в Защите от Тёмных искусств.

Но после вспышки гнева в тот вечер Гермиона поняла, что для Гарри всё это не игрушки, что в некоторых случаях всё зависело вовсе не от него и его умений. Однако это же он разогнал дементоров на третьем курсе! И это он справился с драконом, пусть и с подсказкой, он одолел василиска… Он вовсе не какой-то там всесильный волшебник, что бы о нём ни думали. И всё же он мог бы многому научить тех, кто согласился бы поучаствовать в их «кружке».

Следующие дни Гермиона даже не заговаривала о своей идее, делая вид, что ничего не произошло, терпеливо выжидая удачного момента. На уроках Амбридж она больше не провоцировала преподавательницу, но вовсе не от страха — просто было бы глупо идти на открытый конфликт, как то делал Гарри. Нужно действовать тайком, не привлекая к себе внимания — тем эффективнее будет результат.

Правда, ничто не мешало Гермионе обсуждать свою идею с Роном, которому она пришлась по душе. Он с блаженным видом представлял, как однажды превратит Амбридж в большую и жирную жабу («Сначала с трансфигурацией мыши разберись», — осадила его тогда Гермиона). Оба ожидали удобного момента, чтобы снова попробовать уговорить Гарри, и пока что ушли с головой в горы домашних заданий, задаваемых преподавателями «в преддверии экзаменов», до которых было больше половины учебного года.

Погружённая в свои заботы, Гермиона бы даже не вспомнила о собственном дне рождения, если бы рано утром её не разбудила почтовая сова Виктора Крама. Подарком Виктора оказалась книга — труды одного болгарского историка-волшебника, описывавшего средневековый период становления магического сообщества. Книга была по-настоящему раритетной, и потому Гермиона поначалу даже хотела отказаться от столь дорогого подарка, но приписка в открытке настоятельно рекомендовала этого не делать. В итоге подарок был бережно уложен под подушку для дальнейшего прочтения, а настроение Гермионы поднялось, что не укрылось от внимания соседок по комнате.

— Это ведь сова Виктора Крама? — сонно спросила Лаванда, с трудом оторвав голову от подушки, когда Гермиона открыла окно, впуская пернатого почтальона. — С днём рождения, кстати.

— Ага, — присоединилась Парвати, зевая. — Вы с ним до сих пор вместе?

Проигнорировав их вопросы, Гермиона покинула спальню. Теплота, затопившая её после подарка Виктора, исчезла.

«”До сих пор вместе?” А можно ли назвать отношениями то, что сейчас происходит между нами? Как долго они вообще будут продолжаться?»