Но это не значит, что он не может их раскрывать; его талант к наблюдательности и дедукции не подвергается сомнению. Он просматривает утренние газеты, и уже в первую неделю близок к тому, чтобы распутать четыре дела. Близок, потому что не может допросить свидетелей или объяснить Лестрейду, какие доказательства тот отказывается замечать.

Он просыпается и сразу включает радио. Такой распорядок дня вгоняет в депрессию: никаких тебе полуночных экспериментов, расследований и погонь. Нет, ночью мы спим (иначе Джон снова начинает капать на мозг), а днем бодрствуем — так ведь принято? Ску-у-ука. Ах, да. Еще он ест, потому что делать все равно нечего. Джон доволен.

Он невыносимо устал от тостов по утрам, супа в обед и вечерних спагетти. В среду, после терапии, Шерлок тащит Джона в магазин. Составить список не получается, так что он держит его в голове. Они возвращаются с полными сумками: молоко, курица, яйца, лук, картофель, тмин, лепешки, авокадо, сметана, перец (Шерлок собирался купить зеленый, но нашел столько разновидностей, что не мог выбрать. Джон запретил покупать дорогой пурпурно-черный и еще долго умилялся сердитой физиономии друга). На ужин Шерлок готовит фахитас, уделав Джона с его утренним омлетом. Он даже убирает кухню — сюрприз для друга, хотя сам Шерлок от такого занятия не в восторге.

Шерлок постоянно готовит: готовка сродни химии, а химия ему нравится. Еще ему нравится реакция Джона, когда тот пробует очередное блюдо: сначала удивление, затем неподдельное удовольствие. Шерлоку правда интересно, когда Джон прекратит удивляться тому, что он хорошо готовит.

Шерлок справляется без рецептов, но когда дело доходит до выпечки, возникает проблема. Это целое искусство, требующее точности и соблюдения баланса; это интересно, куда интереснее, чем просто смешивать ингредиенты и выставлять нужную температуру. Он расходует десятифунтовый пакет муки, пытаясь испечь пирог; если бы он мог печатать, то нашел бы рецепт — хотя, в таком случае, он оставил бы выпечку в пользу трупов и преступлений. Но он не может — поэтому решает уравнения с тестом, вдохновляясь количеством переменных и захламляя голову результатами кухонных вычислений.

Большую часть времени Шерлок проводит либо в кабинете логопеда, либо на кухне — слушая радио или бесконечную милую болтовню Джона, либо в одиночестве — распевая выученные песни (отчаянно стараясь не обращать внимания на глупость текстов). К концу недели в его распоряжении несколько бесполезных мелодий из разряда “два-два-раз-бэ-бейкер-стрит” (ре-ре-ми-фа-ми-соль-си) и “доброе утро”(до-ре-фа-си-до). Несмотря на абсурдность альтернативы, он заучил предложенные Джулией «фразы». Так или иначе, каждое утро Джона начинается с до-ре-фа-си-до. Ничего личного, только практика.

Некоторые слова, правда, вернулись сами. Он может сказать, что готовит, и попросить муку, сахар или масло. Он может произнести «скука», «дело», «расследование», «эксперимент» и «жертва», но не делает этого — все перечисленное не относится к его теперешней жизни, а он не хочет снова возвращаться к мысли о том, как долго он будет вне криминальной сцены. На самом деле, он не знает, взойдет ли на нее вообще.

Идет вторая неделя лечения. Вторник; пока выпекается пирог, он готовит брауни по просьбе Джона — никакого простора для фантазии.

Внезапное сообщение от Лестрейда вырывает его из кухонной реальности:

«Как движется лечение? Черт, если бы ты только был здесь».

Шерлок выключает радио и духовку, оставляя полусырое тесто остывать без его участия.

— Джон! — он возвращается в гостиную.

Джон откладывает книгу и поднимается с кресла.

— Снова кончилось какао?

— Лестрейд. Дело, — Шерлок подносит телефон к глазам Джона, чтобы тот мог прочесть смс.

Джон смотрит на телефон, затем на Шерлока.

— Думаешь, мы могли бы?

Что поделать: Джон любит риторические вопросы, а Шерлоку не остается ничего другого, кроме как подтверждать очевидные вещи.

— Да, — он добавляет, с настойчивостью: — Дело.

Он не знает, что будет делать, когда они окажутся на месте преступления, потому что не уверен, сможет ли объяснить, что видит, и сможет ли проверять зацепки, не обсуждая свои идеи с Джоном. Но, видит Бог, ему нужно дело — он не может потратить жизнь, выпекая гребаные брауни. Он чокнется. Единственное, что до сих пор удерживало от сумасшествия — его упорное нежелание думать о том, что он теряет.

Джон смотрит долго, но затем кивает.

— Да. Ладно, — он забирает у Шерлока телефон. — Честно говоря, вся эта фигня с пирожками меня пугала; я ждал, когда ты сорвешься. Переоденься во что-нибудь не заляпанное мукой; я уточню детали у Лестрейда.

Шерлок подчиняется мгновенно. Он старается не давать волю надеждам, но, по правде говоря, он уже на седьмом небе. Он знает, он знает, что все будет не так, как прежде — но это не останавливает его; кажется, возвращаться на землю он не собирается.