— Ну, ты и тяжел-лая, — просипел ее боровшийся с одышкой голос.

На удлиненном окончании подавилась смешком. В прямом смысле. Кашель сотряс тельце, но глаза смеялись.

Мои руки уже рвали собственную штанину. Приподняв ножку девушки, положил себе на плечо и принялся быстро перематывать. Пропитавшаяся водой ткань сочилась влагой, сливавшейся водяными дорожками под доспешную юбку. Впрочем, там было не суше. Из сапога тоже текло, прямо на свеженаложенную повязку.

Что же я торможу? Ладони вздернули девичьи ноги кверху — она не успела ни возмутиться, ни испугаться. Хлынуло. Вес сапог упал в три раза. Положив их на траву, я опрокинулся на спину и освободил от лишнего собственную обувь. Затем руки приняли и подняли «раненую» девушку, прижали к груди, и я, стараясь не глядеть в лицо напарницы, понесся обратно.

Бежалось легко, почти летелось. Бассейн миновал быстро, приподняв ношу над водой. Тонкие ручки крепко и приятно обнимали меня за шею.

На финише оказались пятыми: другие тоже обладали волей, выносливостью и способностью быстро учиться.

— Отлично! — похвалила войница и подождала, пока подтянутся последние. — Теперь…

По ее сигналу к нам вышел один из войников. Савва, узнал я. До сих пор он никак себя не проявлял, кроме сопровождения караванов и охраны периметра. Теперь он вынес… барабан! Первый музыкальный инструмент в новом мире.

Его колени коснулись травы, попа — пяток. Барабан занял логичное место между коленями.

— Танец — разминка и тренировка многих движений боя, — объявила Астафья. — Кто не знает, следите за остальными, повторяйте. Савва!

Савва задал ритм.

— Танец бояк. — Астафья с места влетела в танец, принявшись выделывать па, схожие со многими славянскими танцами. Имею в виду мужские партии. — Начали!

Ее ноги в сапогах и поножах выкидывались в ударах вперед и в стороны: стоя, в движении и в приседе. Руки мощно размахивали, тело в доспехах легко крутило сальто. Астафья раскладывалась веером и вращалась вертолетом, создавая вокруг себя мертвое пространство, как при вращении меча. Девочки синхронно повторяли. Почти все — от Аглаи до мелких. Карина, Зарина, Тома и я оказались в аутсайдерах. Еще несколько не справлялись, но хотя бы знали движения.

— Теперь боень! — крикнула войница.

Продолжилось то же, но в медленном темпе. Савва колотил ладонями по гудящей коже, выдавая нечто вроде марша. Астафья, закрыв глаза, самозабвенно выдавала новые и новые движения. Было красиво и страшно — если представить себя в пределах поражения. Словно в ответ на эти страхи раздалось:

— Парный танец!

Умеющие устроили нечто вроде бразильской капоэйры, только со славянскими элементами. Астафья подошла к нам, не умеющим.

— Смотрите. Запомните два движения. Удар ногой, уход. Повторите.

Получилось.

— Теперь в ритме, друг против друга. Первый номер с удара, второй с ухода, по кругу. Раз!

Нас с Зариной понесло. Ритм гипнотизировал. Тела, выстреливающие и уходящие с линии выстрела, впали в транс. Заворожено повторяя два движения, мы не желали выходить из странного танца. Одновременная притягательность и смертельность сдвоенных игр на фоне стучавшего в головах бумс-бумс-бумс уносила в космос.

— Стоп!

Оказывается, мы почти высохли и снова взмокли, уже от пота. Обнаружили это только отдышавшись.

— Поздние завтрак с обедом сегодня компенсируются ранним ужином, — объявила войница, вызвав перезвон смешков. — Переходим к предпоследнему на сегодня заданию, поскольку с кухни извещают о скорой готовности. Карина!

Девушка выдвинулась вперед. Нет, это остальные машинально отступили, образовав вокруг нарушительницы пустое пространство.

— После занятия заступишь на смену. Об ответственности помнишь. Сейчас упражнение с мячом, отработка одиннадцатишаговых ударов — последнее наказание, пожалованное цариссой в качестве замены несравнимо более страшного. Эй!

Явно ожидавшие сигнала, в дверях появилась пара бойников. Они несли с царисского склада грубо сколоченные невысокие козлы, на которых обычно пилят бревна на чурки, что потом колют на дрова. Две л-образные опоры поддерживали бревнышко с тремя выемками: большой в центре и маленькими по бокам. Следом появился третий бойник с таким же отдельным бревнышком на плече.

Карина знала, что делать. Выйдя к непонятному агрегату, опустилась перед ним на колени и положила шею в большую выемку. В маленьких разместились запястья. Ее накрыли второй половинкой сошедшейся конструкции. С двух сторон закрепили клиньями, чтоб не распалось. С выставленного тыла вскинули наверх латную юбку. Потом каждого из нас снабдили отдельным мячом.

— Час отработки ударов по мишени, — скомандовала Астафья. — Выстроиться в шеренгу. Поставить мячи. Приступили!

Ужинали как были, не переодевшись. Некоторые, вроде меня или Томы, опустошали тарелку с виноватым видом. Глаза глядели в овощное рагу, старательно деля его на составляющие элементы — только бы не подниматься на Карину, сидевшую с нами за одним столом. У других царило веселье, слышались похвалявшиеся голоса, кто сколько раз попал и как закрутил мяч. Мало кто думал, что сам мог оказаться на месте Карины. Может это здорово для дисциплины, но как-то не по-человечески.