Визг. Душераздирающий, переходящий в непрекращающиеся рыдания. Ноги жертвы подкосились, трава приняла скорчившееся тело. Феодора лежала в позе эмбриона и выла, сотрясаемая дрожью. Аглая вдруг бросила розгу и убежала.

Совесть проснулась? Или в туалет приспичило?

Одна скрылась в коридорах школы, на помощь второй бросилась Глафира. Грязнули продолжали биться в грязи за право вылезти первой. Два бойника по-прежнему выкапывали глубокое отверстие, еще двое принесли на плечах четырехметровый столб. Столб с силой был вогнан в полученную яму и накрепко зарыт почти на треть. Сверху к нему приладили мощную поперечину. С одного конца свисала веревка.

На поле появилась царисса Дарья. Вышла тихо, незаметно. Первой ее заметила Зарина, подала команду. Дружно гаркнули приветствие. Смешно смотрелись грязевые комки, вставшие по стойке смирно и со всеми разинувшие рты — красные на остальном черном.

Палец цариссы поманил папринция и указал на столб.

— Феодоре час мишени? Совместите. — Она обернулась к ученицам. — Вы знаете, что правил нарушать нельзя. Карина Варфоломеина их нарушила, хотя знала о запрете. Какой судьбы она заслуживает?

Взоры синхронно грохнулись в землю, словно желая пробурить вереницу ям и спрятаться там. Усмехнувшись, Дарья с пафосом изрекла:

— В честь прибытия цариссы Варфоломеи — прощаю. В первый и последний раз. Не часто мама приезжает к дочери в последний момент.

На другой конец Т-образного сооружения тоже привязали веревку. Бойники вывели под руки щурившуюся Карину: землистого цвета, сгорбленную, слепо озирающуюся. Должно быть, она сидела под землей, причем — долго.

Царисса некоторое время разглядывала обеих нарушительниц общественного порядка. Странный взгляд перетекал с одной на другую, затем столь же пристально уставился на кудахтавшую над Феодорой Глафиру. В конце концов у той мелькнула паника в глазах.

— Обойдемся условным наказанием, — милостиво сообщила Дарья. — Скажем, час мишени сейчас и час занятий с мячом для отработки одиннадцадишаговых ударов вечером. Плюс десять внеочередных дежурств на стене, во время которых даже малейшее нарушение будет приравнено к уходу с поста. Со всеми вытекающими.

Сотворив таким образом правосудие и явив милость, царисса удалилась.

Последняя пара малолеток завершила упражнение в грязи. Роняя коричневые комья, страшные фигуры ушлепали в помывочную. Бойники быстро выровняли лужу, уложив сверху дерн. Словно ничего и не было.

Аглая, что опять была среди нас, оттащила Глафиру от Феодоры.

— Забирайте!

Подхваченую за локоть, Феодору подвели под одну из веревок, Карина уже стояла под второй. Им связали руки, подняли и прикрепили так, чтоб ноги стояли на цыпочках.

Нам заменили копья. Новые оказались тупыми деревянными болванками без наконечников. Я прозрел. Две мишени напротив — для нас. Исполнителями будем мы.

Дядя Люсик объяснил условия тренировки:

— Ваша задача — попасть. Их задача — уклониться. Если вы не попадаете, вы никудышние бойцы. Если они не успели отклониться, им больно. Начали.

Он снова ушел, не став смотреть на дело рук своих. Собственно, не своих, он только распорядитель. Удобная схема. У руководителя всегда виноват исполнитель, исполнитель винит во всем руководителя. У обоих совесть как бы чиста, что бы ни натворили. А если обеспечить регулярную сменяемость исполнителей и руководителей, то вообще можно творить все, что взбредет. Привет от устройства самой известной демократии мира.

Аглая радостно бросила копье первой. В Феодору. Целилась в середину туловища. Жертва увернулась, но в нее уже летело копье Варвары. Врезалось в бедро. Вскрик. Дерганье.

Малолетки с удовольствием метнули двухметровые снаряды в Карину. Им было ненавистно ее непреодолимое превосходство в силе и опыте, зависевшее от возраста. Как ни тренируйся, насколько ни взрослей — та будет маячить впереди, собирая награды на большинстве школьных конкурсов. Лишь близкие к ней по годам, росту и возможностям Аглая, Варвара, Глафира и еще пара девочек, да подтягивающиеся мы с Томой могли составить конкуренцию хоть в чем-то. Мелким осталось только завидовать и вот так больно мстить.

Тома и Зарина метнули копья в столб. Обе попали. На них посмотрели неодобрительно, но раздумывать было некогда — все ринулись подбирать инструмент для второго захода.

Наплевав на обязанность участия в упражнении-наказании, я рванул за папринцием. В голове гудел ограбленный рой пчел, у которых этот человек отобрал мед невозмутимости. Кутузов, говорит? Нельсон, говорит? Шлангом, говорит?

Нервно стукнув в дверь и дождавшись разрешения, я шмыгнул внутрь.

— Откуда вы знаете подробности нашего мира?